ЗАПИСКИ АДВОКАТА ИЛИ ПРИСЯДЕМ НАДОРОЖКУ

ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ.
«Лёха»

Лёха (назовём его так) жил (и, надеюсь, живёт и поныне) в одном из сёл Томского района. Это был идейный борец с чужой собственностью. Лёха тащил всё, что плохо лежит. Всё что хорошо лежит он тоже тащил, а потому регулярно попадал в поле зрения добрых и чуть усталых глаз местного участкового уполномоченного тогда-ещё-милиции, имел букет судимостей, которому позавидовали бы японские составители икебаны, и в качестве вишенки на торте – статус опасного рецидивиста.
Лёхино бытие отличалось редкостной стабильностью, которой так не хватает в нашем прекрасном, но малость безалаберном государстве. Утро нашего героя начиналось с жестокого похмелья, которое иногда удавалось утолить, но чаще – нет-с. Мучимый воспоминаниями о том, как хорошо было вчера и осознанием того, как нехорошо стало сегодня, Лёха неприкаянно бродил по избе, мучительно размышляя о несправедливости этого мира и приискивая способы сделать сегодня утром так, как было вчера вечером.
Поскольку герой наш придерживался философии, кратко изложенной в старой уркаганско-народной песне «воровка никогда не станет прачкой…, а грязной тачкой руки пачкать – мы это дело перекурим, как-нибудь», денег у него категорически не водилось. Оставалось жить натуральным хозяйством – разумеется, чужим. Через эту любовь к земле и природе Лёха и получил увесистый букет судимостей, трепетную любовь участкового и опасный рецидив, гарантировавший ему полный социальный пакет в случае совершения каждого последующего акта экспроприации экспроприируемого.
Таким образом, к своим 28 годам Лёха имел богатый жизненный опыт, и уверенно смотрел в будущее, твёрдо зная, что родное государство помнит о нём, и он всегда может рассчитывать на его внимание и заботу в лице добрых сотрудников уголовного розыска и пенитенциарной системы.
В то утро наш паладин восстал с ложа в состоянии глубокого похмелья, сопровождаемого сухостью в натренированном слаборазбавленным спиртом горле и жестокой болью в девственно не обременённой интеллектом голове. Побродив по избе и, с грустью обнаружив, что огненная вода закончилась ещё вчера, он, приняв позу роденовского Мыслителя, стал искать выход из сложившейся пессимистической ситуации. Очень серое вещество лёхиного головного мозга стереотипно быстро подсказало ему проверенный и надёжный способ возрождения из похмельного небытия: перераспределение собственности. Отдадим Лёхе должное: окончательное решение было принято быстро и без ненужных душевных сомнений и терзаний, столь свойственных отечественной интеллигенции, к которой Лёха ни разу ни относился, и, по простоте своей, даже не подозревал о существовании оной.
Разобравшись со способом решения насущных задач, оставалось определиться с объектом приложения усилий, для чего герой наш обратил свой чуть замутнённый, но предприимчивый взор на прилегающие к его заросшей лебедой и бурьяном усадьбе хозяйственные постройки соседей. Взгляд его упал на дом тёти Тани (назовём будущего спонсора этим именем). Лёха отчётливо помнил, что в крытом дворе его пока ещё ничего не подозревающей благодетельницы находится курятник. В курятнике, разумеется, находились куры, подтверждением чего являлось кудахтанье, временами раздававшееся из недр тёткиного подворья. Прихватив холщовый мешок и, выждав, когда тётка Татьяна укандыляет в местное сельпо или к другим тёткам, что было бы даже предпочтительнее, Лёха вышел на улицу и с видом а-ля «а как заметють – так воздухом мы дышим!» неспеша направил свои стопы к вожделенному курятнику. Подойдя к забору, Лёха совершил через него эффектный прыжок, которому позавидовал бы шестикратный чемпион мира по прыжкам с шестом Сергей Бубка, и оказался в закромах Родины, сиречь, во внутреннем дворе тётки Татьяны, в дальнем углу которого сиротливо стоял курятник.
Видя, что счастье так близко, Лёха устремился к курам, размахивая пыльным мешком, в котором оным предстояло вскоре оказаться. Порыв его был искренен и страстен, как порыв новоиспечённого мужа к ложу, на котором возлежит его новобрачная. В мгновение ока наш идейный перераспределитель-стакановец проник в курятник и принялся методично скручивать курам их чуть более пустые, чем у него головы. Таким образом в течение каких-то двух-трёх минут Лёха стал счастливым обладателем одиннадцати кур, аккуратно упакованных в верный мешок. Взвалив на плечи драгоценную ношу, он неторопливо перелез через забор и, убедившись, что тайное не стало явным, устремился домой, где бросил мешок с экспроприированными курами в сенях, прихватил парочку из них, и направил свои стопы к одному местному деду, адепту натурального обмена, где получил вожделенную поллитру технического спирта, от которого мог моментально ослепнуть кто-угодно, только не тренированный и закалённый Лёха.
Придя домой после успешного завершения акта рыночной экономики, Лёха осознал, что жизнь удалась и вкусил заветный нектар, после чего догнался чистейшей колодезной водой и, умиротворённый, лёг спать, будучи твёрдо уверен в завтрашнем и послезавтрашнем дне, гарантией чему являлся мешок с девятью дохлыми курами, сиротливо стоящий в сенях.
Утро встретило Лёху ярким лучом июньского солнышка и уже традиционным жестоким похмельем. Однако на душе было спокойно. Куры ждали своего часа, а потому настоящее было терпимым, а будущее восхитительным. Покачиваясь, наш рыцарь направился в сени и обомлел… Мешка не было. Нет не так. МЕШКА НЕ БЫЛО!!! Жизнь пронеслась перед затуманенным лёхиным взором, на глазах выступили слёзы, а пальцы невольно сжались в кулаки, а потом разжались от бессилия и охватившего его чувства безысходности. Это было фиаско, крах всех надежд, и даже более – крушение веры в человечество!
Мучимый мыслью о том, чья же кощунственная рука посягнула на его честно уворованных кур, Лёха вдруг осознал, что в текущем состоянии чувств он категорически не способен на новый акт перераспределения, а потому следует как-то позаботиться о хлебе насущном. Напрягая мозжечок, он принял единственно правильное в создавшейся ситуации решение, подсказанное мультиком, посмотренным в детстве по чёрно-белому телевизору «Рекорд-306»: кто ходит в гости по утрам – тот поступает мудро. И направился к соседке Катерине, женщине приятной во всех отношениях. Катерина, дама лет 40, придерживалась принципа «давайте, да воздастся вам!» и с энтузиазмом давала просимое всем страждущим. К этой то благородной женщине и явился мучимый похмельем Лёха.
Катерина пригласила Лёху к столу сообщив, что «сегодня у неё куриный супчик». Благодарный Лёха скромно присел на краешек стула и вдохнул аромат наваристого бульона, поставленного перед ним в большой тарелке. Суп был поглощён стремительно, за ним последовала добавка – и вот уже умиротворённый наш паладин устремил на Катерину заинтересованный взгляд, прикидывая, как и сколько раз он будет её сейчас благодарить. И тут взгляд этот упал в угол кухни… В углу стоял мешок. Его мешок! ЕГО МЕШОК!!!
Ребус, терзавший лёхин слабый спинной и костный мозг, вдруг встал на свои места. Он устремил на Катерину взор, отражающий всю гамму испытанных им в этот миг эмоций. Здесь было всё: и искреннее удивление, и детское чувство обиды, и осознание того, что благодарить Катерину он сейчас будет гораздо более интенсивно и разнообразно, нежели, предполагалось ранее, благо, возле печки стояла удобная для такого случая стальная кочерга…
Поток его сознания прервал звук широко распахиваемой двери, вслед за которым в помещение, будто пава, плавно вплыл участковый уполномоченный милиции в сопровождении трёх оперативных сотрудников Томского РОВД.
И в этот миг Лёха понял, что государство вновь вспомнило о нём и, если его настоящее терпимо, то будущее – восхитительно!