Актеон (элегический дистих) (1)
I.
— Вряд ли ты знал, Актеон, что смотрел на нагую богиню
В горном кристальном ручье. Что ж ты прижался к скале?
Зря ты пришел на Ликей, лучше в топких болотах бы сгинул
Диких аркадских лесов, спрятанных в Никтовой мгле.
Ждет наказанье тебя, неразумный охотник, не надо
Было подглядывать. Знай, смертным нельзя меня зреть.
Или ты думал, что я – безобидная дева–наяда
И не способна карать тех, кто решил подсмотреть?
II.
— Чтобы взглянуть на тебя, ослепительная Летоида,
Жизнь, не колеблясь, отдам. Как же чудесен твой лик!
Ибо прекрасней, чем ты, нет богини ни в царстве Аида,
Ни на Олимпе самом, даже средь тех, кто велик.
Если бы время назад повернуться могло, и тогда бы
Я посмотрел на тебя, зная, что ждет меня смерть,
Короток смертного век, да и люди никчемны и слабы,
Чтобы увидеть тебя, вовсе не жаль умереть.
III.
— Сладко поешь, Актеон, и с достоинством истинным грека,
Жизнь мне твоя не нужна, можешь покинуть Ликей,
Только глядеть на меня, оставаясь и впредь человеком,
Больше тебе не дано и никому из людей.
Если в одну из ночей ты услышишь во сне повеленье,
То возвращайся сюда, голосу не прекословь,
Но по дороге к ручью превращаться ты будешь в оленя,
А на обратном пути станешь охотником вновь.
IV.
Как-то, прийдя на Ликей и блуждая путями лесными,
Девять охотничьих псов люди нашли у ручья,
Рядом валялся олень, вероятно, растерзанный ими,
Только охотник пропал, словно и свора ничья.
Жалобно плакали псы, точно вдовы, и горестным стоном,
Песне прощальной под стать, горный наполнился лес.
Кто-то потом распознал в этой своре собак Актеона,
Странно, что сам Актеон напрочь бесследно исчез.
(1) Элегическим дистихом называется такая метрическая система,
у которой первая строка является дактилическим гекзаметром,
а вторая - дактилическим пентаметром с цезурой,
находящейся в середине строки.
Разговор
— Да что же не спишь ты, Тесей, в Елисейских полях?
Иль воздух не свеж и от моря не веет теплом,
Которое я посылаю тебе на волнах?
Пора отдохнуть и укрыться Зефира крылом.
— Я рад бы уснуть и забыться, отец Посейдон,
И тело мое погрузилось в уют и покой,
Но в недрах души раздается немолкнущий стон
От тяжких страданий, которые вечно со мной.
— Так что же тебя беспокоит, мой сын, и гнетет?
О прошлых ошибках, обидах, грехах позабудь,
А боль, что на сердце гнездилась, конечно, уйдет
Из мира, в который ей больше себя не вернуть.
— Да как же мне спать, если скорбно на сердце с утра?
И как же заснуть, если люди пытают людей?
— Они не пытают, поверь, это только игра,
Им надо во что-то играть по природе своей.
— Да что ж за такая игра, где жестокостей рой
Приносит страдания, горести, плач и вражду?
Стирается грань между жизнью и этой игрой,
Ее окончания я никогда не дождусь.
— Не всё ли равно, богоравный бессмертный Тесей,
Что ныне творится на свете, где ты не живешь,
И дело какое же, право, тебе до людей,
Чей мир никогда, как ты знаешь, не станет хорош?
Тебе ли не ведать, мой сын, что играет любой?
Но знает иной, что играет до некой поры,
А кто-то не знает, что любит, играя в любовь,
И жизнь размечает по правилам чьей-то игры.
И тех, кто всю жизнь проживает, играя в дела,
Становится больше и больше с течением лет,
Звезда человеческой смерти в их мире взошла
И светит звезде человеческой глупости вслед.
Аполлон и Афина
Аполлон и Афина нам зовы безудержно шлют
Из Фокиды и Аттики: видишь оливу и тополь?
Это их дерева, и они нас всё время зовут,
Мы из Дельф через Фивы вернемся в афинский Акрополь.
Так и будем с тобою ходить от горы Ликавит
К Федриаде за тем, чтобы снова вернуться в Афины,
И у стен Парфенона когда-то я буду убит,
А за мною и ты убежишь по дороге невинных.
Аполлон и Афина подарят нам солнечный свет,
Смерть совсем не страшна, ибо боги и к нам благосклонны,
Мы воскреснем потом, чтобы вновь через тысячу лет
Нас убили в Латинском квартале ночной Барселоны.
Каэ́р-Оэ́т-ак-Аноэ́т (1)
В Аннýне (2) замок, весь в цепях,
Каэ́р-Оэ́т-ак-Аноэ́т,
Его воздвигли на костях,
Каэр-Оэт-ак-Аноэт.
Он недоступен для людей,
Каэр-Оэт-ак-Аноэт,
Открытых нет в него путей,
В Каэр-Оэт-ак-Аноэт.
Хоть смельчаков проникло сто
В Каэр-Оэт-ак-Аноэт,
Покинуть не сумел никто
Каэр-Оэт-ак-Аноэт.
Три дня томился в нем Артур,
В Каэр-Оэт-ак-Аноэт,
С ним вместе – Гаваэлваýр (3)
В Каэр-Оэт-ак-Аноэт.
Плен одолеть им удалось
Каэр-Оэт-ак-Аноэт,
Но много пережить пришлось
В Каэр-Оэт-ак-Аноэт.
И хоть давно их жизни вне
Каэр-Оэт-ак-Аноэт,
Им часто снится в страшном сне
Каэр-Оэт-ак-Аноэт.
Он на костях стоит, как жердь,
Каэр-Оэт-ак-Аноэт,
И так сама зовется смерть:
Каэр-Оэт-ак-Аноэт.
(1) Каэр-Оэт-ак-Аноэт (Caer Oet ac Anoet)(замок недоступный и очень недоступный) – в мифологии валлийских кельтов один из замков
потустороннего мира, который был построен на человеческих костях и в который очень трудно было попасть, но еще труднее было его покинуть.
Единственные, кому удалось из него выйти, были король Артур и его верный слуга.
(2) Аннун – в мифологии валлийских кельтов название потустороннего мира.
(3) Гаваэлваур (Glewlwyt Gauaelfawr) (Глеулвид Гаваэлваур) – верный привратник короля Артура, сопровождающий его также во всех походах.
Ионическое
В Ионическом море
Стайка водных ужей,
И дряхлеющей мойре
Надоело уже
Наворачивать нá перст
Нить не жизни – души,
Разностопный анапест
В ум аэда зашит.
А в Элиде был понят
Принцип жизни богов,
По Олимпии гонят
На закланье быков,
Долг божественный Фидий
До конца оплатил
Тем, что Зевса увидел
И в металл воплотил.
Ионическим морем
Освящался Тарент,
Над прибрежным пригорьем
В небе – скопище лент,
Возле капищ открыта
Дверь к дороге богов,
Здесь плыла Амфитрита
У бреттийских брегов.
Спят во мгле Сиракузы,
Тринакрийский оплот,
Где красу Аретузы
Воспевает народ,
На бескрайнем просторе
В занебесный притон
В Ионическом море
Волны гонит Тритон.
Валгалла
Устав от тех, кто рад стараться
Примкнуть к союзам и кумирам,
Пойму однажды: попрощаться
Мне нужно с этим пошлым миром.
Ладьею лед ломая тонкий,
Я уплыву от глупых гильдий
К североморской амазонке,
Плоть поражающей Брунгильде. (1)
И в ледяных красотах края
Врата откроет мне Валгалла,
Скажу: "А вот и я, родная!
Ты, верно, ждать меня устала.
Верши свой труд. Фонтаном алым
Излей на землю кровь умело,
Чтоб жить душе в садах Валгаллы,
Должна ты выпотрошить тело."
Уйдя от жертвенника к трону,
Она ответит непонятно:
"Я тела твоего не трону,
Придется плыть тебе обратно."
Я изумлюсь: "Так, значит, лгали
В преданьях с мифами сюжеты?
Да разве вам в садах Валгаллы
Уже не надобны поэты?"
И, небо над собою сгорбив,
Она мне скажет в духе Эдды:
"Здесь нет душевной горькой скорби,
А без нее – и не поэт ты."
(1) Брунгильда (Брюнхильда) (в "Старшей Эдде" известна под именем Сигрдрива) – в древней скандинавской мифологии валькирия, наказанная богом Одином за непослушание вечным сном.
Однако герой Сигурд ее пробудил. В более поздней версии германского эпоса (в "Песне о Нибелунгах" ) – королева Исландии, вышедшая замуж за Гунтера, короля Бургундии.
Двойник
Ты, мой древний двойник, ставший мною сегодня, другими раним,
Ясно видимый через века, промелькнувшие быстро,
Уходил ото всех в предрассветную мглу ионийских равнин,
Где стремятся к Эфéсу неспешные воды Каистра.
Ты вернешься назад, к этим людям, уйти от которых не смог,
В этот город, надменный, сверкающий и непреклонный,
Где стоит, Герастратом еще не сожженный, роскошный чертог
Артемиды-охотницы, вперивший в небо колонны.
Но неведома цель, и неясно какою дорогой идти,
Так неясен обряд, совершенный в кругу иноверца,
Остается одно: делать вид, что с другими тебе по пути,
Одиночество пряча внутри воспаленного сердца.
В этом городе даже не будет могил, ибо он – кенотаф,
Установленный в мрачном, веками нетронутом склепе,
Можно только сбежать в никуда, ускакать от него, как кентавр,
От сгоревшего храма неся прилепившийся пепел.
По прошествии многих веков та же дикость в сознанье голов,
Разрушенье в душе, здесь бессильны законы, охраны,
Полумесяц на небе злорадно взирает из-под облаков
Как на нашей земле сокрушают небесные храмы.
Ничего не поймешь, всё смешалось, сплелось и запуталось тут
От носящихся в воздухе добрых и злобных ионов,
Легионы смертей по планете бесцельно бездумно бредут,
И хрустят черепа под ногами у центурионов.
Холодеет душа, нет ни чувств, ни желания что-то суметь,
Воздух умер вокруг и отпет на неведомой тризне,
И уже не понять: то ли жизнь превращается в тихую смерть,
То ли просто уходит, оставив подобие жизни.
I.
— Вряд ли ты знал, Актеон, что смотрел на нагую богиню
В горном кристальном ручье. Что ж ты прижался к скале?
Зря ты пришел на Ликей, лучше в топких болотах бы сгинул
Диких аркадских лесов, спрятанных в Никтовой мгле.
Ждет наказанье тебя, неразумный охотник, не надо
Было подглядывать. Знай, смертным нельзя меня зреть.
Или ты думал, что я – безобидная дева–наяда
И не способна карать тех, кто решил подсмотреть?
II.
— Чтобы взглянуть на тебя, ослепительная Летоида,
Жизнь, не колеблясь, отдам. Как же чудесен твой лик!
Ибо прекрасней, чем ты, нет богини ни в царстве Аида,
Ни на Олимпе самом, даже средь тех, кто велик.
Если бы время назад повернуться могло, и тогда бы
Я посмотрел на тебя, зная, что ждет меня смерть,
Короток смертного век, да и люди никчемны и слабы,
Чтобы увидеть тебя, вовсе не жаль умереть.
III.
— Сладко поешь, Актеон, и с достоинством истинным грека,
Жизнь мне твоя не нужна, можешь покинуть Ликей,
Только глядеть на меня, оставаясь и впредь человеком,
Больше тебе не дано и никому из людей.
Если в одну из ночей ты услышишь во сне повеленье,
То возвращайся сюда, голосу не прекословь,
Но по дороге к ручью превращаться ты будешь в оленя,
А на обратном пути станешь охотником вновь.
IV.
Как-то, прийдя на Ликей и блуждая путями лесными,
Девять охотничьих псов люди нашли у ручья,
Рядом валялся олень, вероятно, растерзанный ими,
Только охотник пропал, словно и свора ничья.
Жалобно плакали псы, точно вдовы, и горестным стоном,
Песне прощальной под стать, горный наполнился лес.
Кто-то потом распознал в этой своре собак Актеона,
Странно, что сам Актеон напрочь бесследно исчез.
(1) Элегическим дистихом называется такая метрическая система,
у которой первая строка является дактилическим гекзаметром,
а вторая - дактилическим пентаметром с цезурой,
находящейся в середине строки.
Разговор
— Да что же не спишь ты, Тесей, в Елисейских полях?
Иль воздух не свеж и от моря не веет теплом,
Которое я посылаю тебе на волнах?
Пора отдохнуть и укрыться Зефира крылом.
— Я рад бы уснуть и забыться, отец Посейдон,
И тело мое погрузилось в уют и покой,
Но в недрах души раздается немолкнущий стон
От тяжких страданий, которые вечно со мной.
— Так что же тебя беспокоит, мой сын, и гнетет?
О прошлых ошибках, обидах, грехах позабудь,
А боль, что на сердце гнездилась, конечно, уйдет
Из мира, в который ей больше себя не вернуть.
— Да как же мне спать, если скорбно на сердце с утра?
И как же заснуть, если люди пытают людей?
— Они не пытают, поверь, это только игра,
Им надо во что-то играть по природе своей.
— Да что ж за такая игра, где жестокостей рой
Приносит страдания, горести, плач и вражду?
Стирается грань между жизнью и этой игрой,
Ее окончания я никогда не дождусь.
— Не всё ли равно, богоравный бессмертный Тесей,
Что ныне творится на свете, где ты не живешь,
И дело какое же, право, тебе до людей,
Чей мир никогда, как ты знаешь, не станет хорош?
Тебе ли не ведать, мой сын, что играет любой?
Но знает иной, что играет до некой поры,
А кто-то не знает, что любит, играя в любовь,
И жизнь размечает по правилам чьей-то игры.
И тех, кто всю жизнь проживает, играя в дела,
Становится больше и больше с течением лет,
Звезда человеческой смерти в их мире взошла
И светит звезде человеческой глупости вслед.
Аполлон и Афина
Аполлон и Афина нам зовы безудержно шлют
Из Фокиды и Аттики: видишь оливу и тополь?
Это их дерева, и они нас всё время зовут,
Мы из Дельф через Фивы вернемся в афинский Акрополь.
Так и будем с тобою ходить от горы Ликавит
К Федриаде за тем, чтобы снова вернуться в Афины,
И у стен Парфенона когда-то я буду убит,
А за мною и ты убежишь по дороге невинных.
Аполлон и Афина подарят нам солнечный свет,
Смерть совсем не страшна, ибо боги и к нам благосклонны,
Мы воскреснем потом, чтобы вновь через тысячу лет
Нас убили в Латинском квартале ночной Барселоны.
Каэ́р-Оэ́т-ак-Аноэ́т (1)
В Аннýне (2) замок, весь в цепях,
Каэ́р-Оэ́т-ак-Аноэ́т,
Его воздвигли на костях,
Каэр-Оэт-ак-Аноэт.
Он недоступен для людей,
Каэр-Оэт-ак-Аноэт,
Открытых нет в него путей,
В Каэр-Оэт-ак-Аноэт.
Хоть смельчаков проникло сто
В Каэр-Оэт-ак-Аноэт,
Покинуть не сумел никто
Каэр-Оэт-ак-Аноэт.
Три дня томился в нем Артур,
В Каэр-Оэт-ак-Аноэт,
С ним вместе – Гаваэлваýр (3)
В Каэр-Оэт-ак-Аноэт.
Плен одолеть им удалось
Каэр-Оэт-ак-Аноэт,
Но много пережить пришлось
В Каэр-Оэт-ак-Аноэт.
И хоть давно их жизни вне
Каэр-Оэт-ак-Аноэт,
Им часто снится в страшном сне
Каэр-Оэт-ак-Аноэт.
Он на костях стоит, как жердь,
Каэр-Оэт-ак-Аноэт,
И так сама зовется смерть:
Каэр-Оэт-ак-Аноэт.
(1) Каэр-Оэт-ак-Аноэт (Caer Oet ac Anoet)(замок недоступный и очень недоступный) – в мифологии валлийских кельтов один из замков
потустороннего мира, который был построен на человеческих костях и в который очень трудно было попасть, но еще труднее было его покинуть.
Единственные, кому удалось из него выйти, были король Артур и его верный слуга.
(2) Аннун – в мифологии валлийских кельтов название потустороннего мира.
(3) Гаваэлваур (Glewlwyt Gauaelfawr) (Глеулвид Гаваэлваур) – верный привратник короля Артура, сопровождающий его также во всех походах.
Ионическое
В Ионическом море
Стайка водных ужей,
И дряхлеющей мойре
Надоело уже
Наворачивать нá перст
Нить не жизни – души,
Разностопный анапест
В ум аэда зашит.
А в Элиде был понят
Принцип жизни богов,
По Олимпии гонят
На закланье быков,
Долг божественный Фидий
До конца оплатил
Тем, что Зевса увидел
И в металл воплотил.
Ионическим морем
Освящался Тарент,
Над прибрежным пригорьем
В небе – скопище лент,
Возле капищ открыта
Дверь к дороге богов,
Здесь плыла Амфитрита
У бреттийских брегов.
Спят во мгле Сиракузы,
Тринакрийский оплот,
Где красу Аретузы
Воспевает народ,
На бескрайнем просторе
В занебесный притон
В Ионическом море
Волны гонит Тритон.
Валгалла
Устав от тех, кто рад стараться
Примкнуть к союзам и кумирам,
Пойму однажды: попрощаться
Мне нужно с этим пошлым миром.
Ладьею лед ломая тонкий,
Я уплыву от глупых гильдий
К североморской амазонке,
Плоть поражающей Брунгильде. (1)
И в ледяных красотах края
Врата откроет мне Валгалла,
Скажу: "А вот и я, родная!
Ты, верно, ждать меня устала.
Верши свой труд. Фонтаном алым
Излей на землю кровь умело,
Чтоб жить душе в садах Валгаллы,
Должна ты выпотрошить тело."
Уйдя от жертвенника к трону,
Она ответит непонятно:
"Я тела твоего не трону,
Придется плыть тебе обратно."
Я изумлюсь: "Так, значит, лгали
В преданьях с мифами сюжеты?
Да разве вам в садах Валгаллы
Уже не надобны поэты?"
И, небо над собою сгорбив,
Она мне скажет в духе Эдды:
"Здесь нет душевной горькой скорби,
А без нее – и не поэт ты."
(1) Брунгильда (Брюнхильда) (в "Старшей Эдде" известна под именем Сигрдрива) – в древней скандинавской мифологии валькирия, наказанная богом Одином за непослушание вечным сном.
Однако герой Сигурд ее пробудил. В более поздней версии германского эпоса (в "Песне о Нибелунгах" ) – королева Исландии, вышедшая замуж за Гунтера, короля Бургундии.
Двойник
Ты, мой древний двойник, ставший мною сегодня, другими раним,
Ясно видимый через века, промелькнувшие быстро,
Уходил ото всех в предрассветную мглу ионийских равнин,
Где стремятся к Эфéсу неспешные воды Каистра.
Ты вернешься назад, к этим людям, уйти от которых не смог,
В этот город, надменный, сверкающий и непреклонный,
Где стоит, Герастратом еще не сожженный, роскошный чертог
Артемиды-охотницы, вперивший в небо колонны.
Но неведома цель, и неясно какою дорогой идти,
Так неясен обряд, совершенный в кругу иноверца,
Остается одно: делать вид, что с другими тебе по пути,
Одиночество пряча внутри воспаленного сердца.
В этом городе даже не будет могил, ибо он – кенотаф,
Установленный в мрачном, веками нетронутом склепе,
Можно только сбежать в никуда, ускакать от него, как кентавр,
От сгоревшего храма неся прилепившийся пепел.
По прошествии многих веков та же дикость в сознанье голов,
Разрушенье в душе, здесь бессильны законы, охраны,
Полумесяц на небе злорадно взирает из-под облаков
Как на нашей земле сокрушают небесные храмы.
Ничего не поймешь, всё смешалось, сплелось и запуталось тут
От носящихся в воздухе добрых и злобных ионов,
Легионы смертей по планете бесцельно бездумно бредут,
И хрустят черепа под ногами у центурионов.
Холодеет душа, нет ни чувств, ни желания что-то суметь,
Воздух умер вокруг и отпет на неведомой тризне,
И уже не понять: то ли жизнь превращается в тихую смерть,
То ли просто уходит, оставив подобие жизни.
Изменено: Гиви Чрелашвили - 31.12.2021 07:20:53