Песценний Нигер

Гай Песценний Нигер Юст

Гай Песценний Нигер Юст родился в италийской всаднической семье в 135 году или в 140 году в южном итальянском городке Аквин. Его отцом был Анний Фуск, матерью Лампридия, а дедом — попечитель Аквина. Автор биографии Нигера говорит, что родители Нигера, возможно, не были выходцами из знатных родов.

В начале правления Марка Аврелия он принимал участие в боях с маркоманнами на дунайской границе. Примерно в тот же период Песценний Нигер был назначен префектом вспомогательной когорты. При сыне Марка Аврелия Коммоде будущий император занимал должность военного трибуна, а затем был переведён в Дакию, где прославился успешной войной против сарматских племён вместе с Децимом Клодием Альбином (также будущим императором). Тот факт, что два человека в ранге преторов вместе участвовали в походе, наводит на мысль, что они были командирами гарнизона Дакии, который состояла из V Македонского и XIII Парного легионов. За эту заслугу Коммод возвёл Песценния Нигера в ранг сенатор (по некоторым данным, Нигер некоторое время даже был наместником провинции Дакия).



При нормальных обстоятельствах это назначение являлось венцом карьеры. Однако обстоятельства сложились по-другому. Ситуация в Риме постепенно ухудшалась. Император Коммод вел что-то вроде войны против сената и пытался повысить свою популярность, которая уменьшилась после большого пожара, выходя на арену Колизея в качестве гладиатора и представляя себя как римского Геркулеса. Хотя римляне уже привыкли к экстравагантным выходкам императора, несколько придворных решили, что правление Коммода должно быть прекращено.

Несколько надежных людей уже были назначены на ключевые посты (возможно, Песценний Нигер относился к их числу). В ночь с 31 декабря 192 года на 1 января 193 года заговорщики решили ударить. Они убили императора и возвели старого консуляра Пертинакса на престол. Переворот оказался бескровным.

Однако вскоре Пертинакс был убит преторианцами. На этот раз у них не было какого-то конкретного кандидата. Солдаты были просто рассержены политикой принцепса. Но двое человек считались наиболее подходящими: тесть Пертинакса, префект города Рима Тит Флавий Сульпициан и военачальник Дидий Юлиан. Последний предложил преторианцам больше денег, чем его соперник, и они провозгласили его императором.



Среди простого римского населения вспыхнул бунт с целью возведения Песценния Нигера на престол. Ходила молва, что после подавления мятежа Дидий Юлиан отправлял в Сирию центуриона Аквилия с приказом убить Нигера, но его затея окончилась неудачей. Узнав о ходивших слухах, Песценний Нигер решил позволить провозгласить себя императором сирийским легионам, что и произошло в конце апреля 193 года. Он принял прозвище Юста, которое показывало, что ему благоволит Юстиция (в греческой мифологии Астрея) — богиня справедливости. Справедливость стала девизом правления Нигера. Нигер созвал воинов в определённый день, за которыми пришёл и народ, и выступил с речью. Историк Геродиан свидетельствует, что после речи Песценния Нигера перед населением Антиохии тотчас все воины и собравшиеся жители провозгласили его императором. Они накинули на него императорскую порфиру и наскоро собрали остальные знаки отличия принцепса. Затем народ отвёл Нигера «с преднесением факела в храмы Антиохии» и сопроводил новоявленного императора к его дому. Отныне этот дом стал считаться не частным жилищем, а императорским дворцом, и был украшен снаружи всеми императорскими символами.

Позже пропаганда императора Септимия Севера утверждала, что Нигер был первым, кто восстал против власти Дидия Юлиана, однако это была неправда, поскольку сам Север был провозглашён императором ещё 9 апреля (тем самым Север хотел показать, что Нигер первым восстал против официальной власти). Хотя Песценний Нигер отправил своих послов в Рим, чтобы объявить о своих претензиях на престол, его посланники были перехвачены солдатами Севера. По причине того, что Нигер нашёл серьёзную поддержку во всех восточных провинциях, Септимий Север из Паннонии двинулся с армией на Рим, в который он вошёл после убийства Дидия Юлиана в июне 193 года.



Сразу после захвата Рима Септимий Север заключил со своим соперником Клодием Альбином союз, усыновил его и провозгласил цезарем. Альбин понимал, что со своей армией (а у него под контролем было всего лишь три легиона) он не сможет противостоять лояльным Северу войскам (около двенадцати легионов). Также Септимий Север не терял время впустую после захвата Рима и отдал приказ назначенному им префекту стражей Гаю Фульвию Плавтиану арестовать детей Нигера и держать их в качестве заложников. Кроме того, один легион был послан во Фракию, чтобы воспрепятствовать возможной переправе восточной армии через Босфорский пролив. Тем временем Нигер был занят обеспечением поддержки всех азиатских наместников, ставших на его сторону, в том числе и уважаемого проконсула Азии, Азеллия Эмилиана, который со своим отрядом занял Византий от имени Нигера. Парфянский царь Вологез IV, симпатизировавший Нигеру, выслал ему из Хатры подкрепление для войны с соперниками. Стоявший в Египте II Неустрашимый Траянов легион перешёл на сторону Нигера, в связи с чем Север перебросил на границу с этой провинцией часть своих войск для наблюдения за действиями армии врага.

Хотя восточные земли обладали огромными богатствами (особенно Сирия, имевшая большое значение для империи), их военные ресурсы были хуже западных. Различие наблюдалось в количественной разнице армий: Север мог призвать под своё начало шестнадцать европейских легионов, бывших в его распоряжении, а Песценний Нигер обладал контролем всего лишь над шестью: три в Сирии, два в Каменистой Аравии и один находился в коммагенском городе Мелитена. Поэтому Песценний Нигер стал действовать решительно и, надеясь на успех, послал войско во Фракию, где у города Перинфа оно одержало победу над частью армии Севера под начальством консула-суффекта Луция Фабия Цилона. Дальше армия не двинулась, потому что Нигер не смог обеспечить дальнейшее наступление.



В связи с этим поражением Север осенью 193 года выступил с армией из Рима на восток, послав вперёд с отрядом его военачальника Тиберия Клавдия Кандида. Кроме того, он снарядил большой морской флот и включил в него италийские корабли, которые впоследствии принимали участие в осаде Византия. Песценний Нигер, сделав Византий своей ставкой, дал Азеллию Эмилиану важную задачу — защитить от вторжения западных легионов южное побережье Мраморного моря. Когда Септимий Север подошёл к городу, он предложил Нигеру добровольно сдаться и отправиться в добровольное изгнание, однако Нигер отказался, решив довериться результату решающей битвы. Тогда Север осадил Византий, взятие которого состоялось лишь спустя три года. Осенью того же года Кандид встретился со сторонником Нигера Эмилианом в битве у Кизика, в результате которой армия Кандида одержала победу, захватив и убив Эмилиана. Из-за осады Византия Нигер был вынужден отступить к лояльному ему малоазиатскому городу Никее. На сторону Севера тем временем перешла Никомедия, а в конце 193 — начале 194 года между вражескими войсками произошла битва, в результате которой по свидетельству Геродиана армия Севера одержала победу с небольшими потерями.

После этого император бежал в Антиохию, где спешно набрал новую армию из городской молодёжи. В то время поддержка его власти в азиатских провинциях начала резко уменьшаться. В некоторых сирийских городах, в частности Лаодикее и Тире, ранее бывших лояльными к нему, решили, что пришло время предать императора и перейти на сторону Септимия Севера. Там приверженцы Нигера были жестоко убиты, а многие легионеры спаслись в Парфии, где они стали строителями, кузнецами, крестьянами. К 13 февраля 194 года наместник Египта объявил о своём переходе на сторону Севера (данный факт известен из папируса), его примеру последовал и легат Каменистой Аравии, тем самым уменьшая шансы Нигера на победу в гражданской войне, так как были потеряны самые богатые восточные провинции. Затем Септимий Север заменил военачальника Клавдия Кандида на своего давнего друга и проконсула Африки Публия Корнелия Ануллина. Песценний Нигер встретился с армией Ануллина около Исса весной (возможно, 31 марта) 194 года), где после долгого и тяжёлого сражения Нигер потерпел сокрушительное поражение из-за плохо обученного войска.



Восточная армия потеряла около 20 тысяч человек. Сам же Песценний Нигер остался в живых после сражения. Мнения античных авторов относительно обстоятельств его смерти расходятся: Элий Спартиан в биографии Нигера сообщает, что император был ранен во время сражения и в тяжёлом состоянии был доставлен к Северу, после чего тут же скончался, а Геродиан — что Песценний был убит в пригороде Антиохии; однако по распространённой версии Нигер был убит во время переправы через Евфрат, когда он намеревался бежать в Парфию. Голова убитого императора была доставлена в Рим. После победы на востоке Север приказал казнить всех сторонников Нигера. Жена и дети Нигера были убиты, а все его имения конфискованы. Историки замечали, что имя Нигера (что означает «чёрный») было противоположностью имени Клодия Альбина (Альбин означает «белый»). По свидетельству «Истории Августов» Песценний получил прозвище Нигер за сильно загорелую шею.

Септимий Север. Тут не получится изложить кратко.


Луций Септимий Север (лат. Lucius Septimius Severus; 11 апреля 146 года, Лептис-Магна, Африка — 4 февраля 211 года, Эборак, Британия) — римский император, правивший с апреля 193 года по 4 февраля 211 года.
Септимий Север родился в африканском городе Лептис-Магна во всаднической семье. Во время правления Марка Аврелия и Коммода он сделал карьеру в имперской администрации: управлял разными провинциями, в 189 году занимал должность консула-суффекта.



После убийства в Риме императора Коммода ночью с 31 декабря 192 на 1 января 193 г. н. э. на трон вначале был возведён честный сенатор Пертинакс. Но заправлявшее в столице Италии буйные телохранители-преторианцы были недовольны тем, что новый государь намерен обуздать их произвол. Солдаты убили Пертинакса и после настоящего торга продали императорский престол, как товар на рынке, богачу Дидию Юлиану. Открытая беззаконность этого акта вызвала возмущение в Риме и на окраинах государства. Трое командующих провинциальными армиями – Клодий Альбин, Песценний Нuгер и Септимий Север – вскоре подняли мятеж против Дидия Юлиана. Каждый из них стремился занять римский трон самолично.



Децим Клодий Альбин, глава британских легионов, был человек знатного, но обедневшего рода. О нем есть известие, что «под философским плащом строгости нравов он скрывал почти все пороки, какие унижают человеческую природу»; но это суровое суждение высказано писателем, враждебным ему, служившим сопернику, одолевшему его. Он пользовался доверием прежних императоров Марка Аврелия и Коммода. Ему приобрело много приверженцев то, что он искренно или притворно выказывал себя другом свободы, горячим патриотом. Он сказал теперь в этом смысле речь перед своим войском, прославлял в ней счастье и славу, какими пользовался Рим во время республики, выразил намерение возвратить сенату и народу их прежние права, говорил, что с этой целью он восстал против Дидия Юлиана. По примеру Гальбы, он отказался принять титулы августа и императора, данные ему легионами. Он объявил, что примет сан императора только когда даст его ему сенат.



Мнения римлян о характере Альбина были неодинаковы, но сирийский главнокомандующий Гай Песценний Нuгер пользовался всеобщим уважением, хотя и был человек незнатного происхождения. Управляя Сирией, он умел приобрести привязанность легионов и любовь населения этой провинции. В войске он поддерживал дисциплину, внушал ему уважение своею храбростью, туземцев он привлекал к себе приветливостью и тем, что участвовал в их пышных праздниках и шумных веселостях. Весь Восток желал, чтобы Песценний Нuгер сделался владыкой империи; подвластные ей азиатские цари признали его, предлагали ему свою помощь. И в Риме общественное мнение было на стороне Нuгера.



Но меж тем как Песценний тратил время, пируя в роскошной Антиохии, третий соискатель, Луций Септимий Север, правитель дунайских провинций, действовал быстро. Септимий Север, родился в области Африке (нынешний Тунис), происходил от римской всаднической фамилии, повышался по службе со ступени на ступень, получил, наконец, должность главнокомандующего в суровых провинциях, где легионы сохраняли воинственность. Он был человек чрезвычайно честолюбивый, но умел скрывать свои замыслы. Ни соблазны пороков, ни страх опасностей, ни чувство сострадания не могли отклонить его от стремлений к цели. Теперь Септимий Север увидел, что пришло время захватить императорскую власть, которую уже давно предвещали ему сновидения и знамения. Он верил им: как в Гае Марии, в нем с хитростью соединялось суеверие.



Как только иллирийские легионы провозгласили Септимия Севера императором, он тотчас двинулся на Рим, справедливо рассчитывая, что успех дела зависит от быстроты; он всячески торопил поход своих легионов, которые вел в Италию через Юлийские Альпы. Войска его, привычные к тяжелым походам, мужественно шли за смелым вождем, который ободрял их своим примером и речами, обещал им огромные награды. При известии о приближении Септимия Севера Дидий Юлиан и его приверженцы совершенно оробели. Сенат и народ тайно радовались, что мщение скоро постигнет низкого человека, купившего престол у наглых преторианцев. Юлиан и преторианцы готовились обороняться, но видно было, что сами они не имеют надежды на победу. Дидий выказывал нерешительность, делал распоряжения, противоречившие одно другому; преторианцы бледнели при одной мысли о том, что им придется променять изнеженные наслаждения бань и театры на труды и опасности войны. Сначала они хотели защищать Дидия Юлиана, стыдясь покинуть его, боясь наказания от Севера; но Север безостановочно шел к Риму. Напрасно Юлиан хотел задержать его переговорами, напрасно посылал убийц в его стан. Септимий Север отвергал переговоры, a зоркость преданных ему воинов охранила его от убийц. Он уже подошел на два перехода к Риму и послал туда объявить, что он не хочет ставить убийство Пертинакса в преступление всем преторианцам, даст им прощение, если они покинут Дидия Юлиана и выдадут главных виновников. Они тотчас же бросили мысль о сопротивлении, схватили виновных в убийстве Пертинакса и объявили сенату, что не будут защищать Юлиана. Этим была решена судьба тщеславного человека, израсходовавшего свое громадное состояние на покупку власти, которая дала ему одни тревоги и длилась только шестьдесят шесть дней. К Северу было отправлено посольство пригласить его от имени сената и народа принять императорский сан, a во дворец был послан сенатом вооруженный отряд убить шестидесятилетнего старика Юлиана, как презренного преступника; посланные нашли его в одной из отдаленных комнат дворца и убили (2 июня 193).



Септимий Север занял римский трон. Первым делом нового императора было подавить преторианцев. Казнив смертью выданных ему главных преступников, Септимий Север велел другим преторианцам явиться без оружия в назначенное место; они послушно пришли; он окружил их отборными иллирийскими войсками, направившими на них копья, вошел в середину круга, сказал им грозную речь, осуждая их трусость и вероломство, объявил, что прогоняет их в отставку, велел им разойтись и под страхом смерти запретил показываться в Риме и окрестностях столицы. A между тем другой отряд его войска занял их стан, забрал их оружие. Септимий Север устроил великолепные похороны Пертинаксу, тело которого было, впрочем, давно погребено, и сказал речь в похвалу добродетелям этого прекрасного государя. Похвалой ему Север очень ловко выказал уважение к сенату, видевшему в Пертинаксе идеал государя; но эта речь была последним знаком почтения нового императора к сенату. Он ввел в Рим многочисленное войско; это ясно показывало, что он хочет править не так, как Пертинакс, что он считает источником и опорою своей власти не сенат, a войско. В горячей похвале характеру Пертинакса, какую находим y историка Диона Кассия, бывшего тогда сенатором, слышится неудовольствие на то, что новый император шел другим путем.



Владычество Септимия Севера было еще не прочно. На Востоке и на Западе были y него соперники, искусные полководцы Клодий Альбин и Песценний Нuгер, имевшие многочисленные войска; он немедленно стал готовиться к борьбе с ними. По счастью для него, они не сумели согласиться между собою. Септимий действовал быстро, счастье помогало ему; важное преимущество ему давало и то, что власть его была признана сенатом и народом римским; притом с талантами полководца он соединял хитрость ловкого обманщика. Благодаря всему этому, Септимий Север одолел обоих противников, мало уступавших ему силою своих войск и военными талантами.



Сначала Север отправился на Восток. Вся эта половина государства от Евфрата до Византии признавала императором Песценния Нuгера. Септимий Север хотел дать своему походу против него такой вид, как будто это не междоусобная война, a лишь подавление произошедших на Востоке беспорядков. Он уверял Клодия Альбина в своих дружеских чувствах, чтобы этот западный соперник воображал себя его товарищем и спокойно оставался в Британии – не пришел в Италию, пока Септимий будет на востоке. В письмах к Альбину Септимий Север называл его цезарем, то есть своим соправителем, и подавал ему надежду, что назначит его своим преемником.
Он старался оставить и Нuгеру надежду на возможность примирения. Жена и дети Нuгера находились в Риме, потому что Коммод задерживал в столице семейства правителей провинций, чтобы эти заложники обеспечивали ему верность их. Север осыпал любезностями жену и детей Нuгера, держал себя с ними будто с родными, продолжал делать так даже и в то время, когда уже сражался с Нuгером. Сирийские легионы были побеждены в нескольких сражениях на Геллеспонте и в проходах киликийских гор паннонскими войсками, более привычными выносить военные труды и лишения. После поражения при Иссе Песценний Нuгер был настигнут гнавшимися за ним победителями и убит (193‑195).



Незадолго до этого он отправил к Альбину посольство с очень любезным письмом, по-видимому, искренним, задушевным, но поручил послам заманить Альбина на свидание, при котором не было бы y него вооруженной свиты и убить его. Этот замысел Септимия был узнан; Альбин спасся от кинжалов убийц и увидел, что не может дольше бездействовать, что должен начать борьбу с вероломным соперником; но время, благоприятное для борьбы, для Альбина уже миновало: когда он переплыл с британским войском в Галлию, Песценний Нuгер уже погиб. Если бы Альбин вел войну одновременно с Нuгером, Септимий Север, вероятно, был бы подавлен их соединенными силами; так надо думать потому, что Север едва смог одолеть Альбина теперь, когда этот соперник был уже один. Решительная битва произошла неподалеку от Лугдуна (Лиона), на равнине близ Тринурция (нынешнего Треву); она была очень упорна и кровопролитна. Победа уже склонялась на сторону Альбина, но Север успел остановить свои начинавшие отступать легионы и одолел врага (197). Лучшие воины всех римских войск погибли в этой ужасной битве. Убыль в войсках была пополнена принятием на службу варваров. Альбин погиб подобно Нuгеру: его догнали, бегущего с поля битвы, и убили. Преторианский префект Лет держался во время битвы двусмысленно, выжидая, кто останется победителем. Север послал его на войну против парфян и через несколько времени он был там убит по распоряжению императора.


Септимий Север и Каракалла – Жан Батист Грез 1769 г

Мщение сурового победителя не удовлетворилось убийством семейств его соперников. Провинции и города, поставленные судьбой в необходимость признать власть Альбина или Нuгера, тоже были подвергнуты наказанию. Больше всех пострадал от Септимия Севера Византий за свою преданность Нuгеру. Он был тогда одним из самых богатых городов империи. По выгодности своего положения для обороны и по сильным укреплениям, Византий казался даже неодолимыми. Нuгер выбрал его главным своим оплотом, поставил в нем самые надежные войска. Север на пути в Азию пытался взять Византий, но все его приступы были отбиты от крепких стен храбрыми защитниками. Септимий оставил часть войска и флота блокировать Византий с моря и суши, a сам пошел в Азию. Когда Нuгер был убит, храбрейшие полководцы и воины его пробились в Византий и стали ободрять его гарнизон своими словами и примером. От Септимия Севера нельзя было ждать пощады, и город оборонялся с мужеством отчаяния. Византий три года выдерживала осаду (194‑197), успешности обороны особенно помог искусный и отважный инженер Приск, соотечественник Диона Кассия. Сам Север не мог отказать ему в удивлении. Когда голод изнурил оборонявшихся, и Византий был взят, Септимий Север пощадил только Приска, не по великодушию, a потому что хотел пользоваться талантами его в борьбе с другими своими врагами.



Твердость, с какою жители Византия выносили страдания долгой осады, показывала, что римляне еще не утратили своей военной энергии. Даже Дион, человек сухого сердца, проникается одушевлением, описывая, каким благосостоянием пользовался Византий перед осадой, с каким мужеством гарнизон и граждане сражались и выносили все бедствия; печально рассказывает он, как суровый победитель Север разрушил Византий и лишил империю самого твердого её оплота против варваров Понта и Азии. По словам Диона Кассия, когда все припасы были съедены, и надежды осажденных исчезли, жители Византия твердо переносили все страдания и продолжали мужественно отбиваться от войск Септимия Севера. Они снимали балки со своих домов на постройку кораблей. Женщины резали свои волосы, чтобы вить из них веревки для машин; граждане разрушали театры, чтобы бросать камни их на врагов, бросали на врагов и бронзовые статуи. Пищи не было. Граждане Византия размачивали в воде ремни и ели их; когда и этого пропитания не стало, большинство граждан уплыло из города во время сильной бури, не позволявшей кораблям Септимия Севера пуститься в море за ними; они решили погибнуть или добыть себе пищи. Сделав неожиданную высадку на соседний берег, они разграбили найденные там запасы. Оставшиеся в городе не сдавались.
Взяв изнуренный голодом Византий, Септимий Север велел убить всех начальников и всех воинов, разрушить укрепления, отнял y Византия самостоятельное управление своими городскими делами и подчинил ее небольшому соседнему городу Перинфу. Но через столетие разрушенный Византий был восстановлен и сделался под новым именем Константинополя великолепным городом, столицей новой, Восточной, империи.
Столица Сирии, Антиохия, жители которой славились роскошью и остроумием, тоже была наказана за преданность Песценнию Нuгеру: она была лишена самостоятельного заведования своими делами; но через несколько времени Септимий Север сделался благосклонным к ней.
Север наказал богатые города и провинции Востока отнятием прав и конфискациями, прошел в Нисибис и заставил парфян снова страшиться римского имени. Галлия и Британия тоже были сурово наказаны: многие влиятельные люди этих провинций были казнены, другие отправлены в ссылку за то, что в борьбе между соперниками, чуждой их интересам, они принуждены были повиноваться повелителю войск, занимавших страну их. Еще больше, чем казненных и сосланных, было число людей, y которых Септимий Север конфисковал имущества. Он разделил Британию на две провинции, находя, что опасно поручать одному человеку начальство над всеми войсками на этом отдаленном острове.



Сенат держал себя очень осторожно во время борьбы, но из всех трех претендентов Септимий Север пользовался у сенаторов наименьшим сочувствием. Сам Дион говорит, что, кроме тех членов сената, которые находились при войсках или в провинциях и открыто принимали сторону претендента, признаваемого в тех местностях, все другие сенаторы держали себя нейтрально. Нерасположение сената к Северу было замечено им. Когда он овладел Римом, сенат выказал раболепную преданность ему, но Септимий затаил в душе злобу, и, когда пришло время, отмстил. Писатель Спарциан перечисляет по именам сенаторов, казненных Септимием Севером; в его списке находится 41 имя. Он с негодованием прибавляет: «этого убийцу таких почтенных людей, которые все имели высокий сан, многие из которых были преторами, многие консулами, чтят в Африке, как Бога!»
В одной из своих речей сенаторам Север сказал, что Коммод был именно такой император, какого они достойны, потому что люди, не имеющие верности и чести, должны быть казнены. Септимий Север хотел отнять y сената всякое участие в управлении империей, подчинить все дела исключительно военному деспотизму. Вместе с тем он хотел отнять y Рима и y Италии всякие преимущества над провинциями. Он дал новые более высокие титулы правителям, зависевшим лично от императора. Септимий Север стал носить императорскую порфиру; она с того времени сделалась постоянной одеждой императоров. Вообще он правил, как военный деспот, власть которого совершенно неограниченна. Основанный Октавианом Августом строй принципата, при котором император отчасти делил власть с сенатом и хотя бы в теории считался представителем воли римского народа, стал переходить в неограниченный абсолютизм восточного типа – доминат.



Подобно всем военным деспотам, Септимий Север не доверял высшему сословию, старался унизить и ослабить сенаторские фамилии и вообще все знатные роды; но, хотя он называл Коммода своим братом, он был несравненно выше его, как человек энергичный. Он считал нужным давать народу великолепные игры в цирках и в амфитеатрах громадные суммы, какие получал он от конфискаций и денежных штрафов, доставляли ему средства соперничать блеском игр с Коммодом. Но император Север не ограничивал свою правительственную деятельность заботой о народных развлечениях, обращал ее и на предметы, более достойные хорошего правителя. Септимий делал много построек; щедрой раздачей хлеба и других предметов продовольствия он приобрел себе любовь массы населения города Рима; он заботился о беспристрастном судопроизводстве, и сам усердно занимался решением процессов. В молодости Септимий Север был юрист, и юриспруденция оставалась во все его царствование самым любимым его занятием после военного дела. Правители провинций боялись строгого императора. Благодаря этому, во всем государстве водворился порядок; провинции отдохнули; многим городам Север дал разные права и льготы, так что они считали его своим благодетелем, вторым основателем и ставили памятники в честь его.



Но, имея некоторые хорошие стороны, правление Септимия Севера привело к окончательному разрушению остатков республиканских учреждений. Грубый воин, состарившийся в походах и в военном стане, Север и на императорском троне любил только войско и военный порядок. Он постоянно стремился лишить всякого значения сенат, ненавидевший его и трепетавший его гнева, удалял из сената всех образованных и энергических людей, замещал их раболепными льстецами, угодливыми прислужниками своими, давал подарки и отличия воинам, повысил жалованье им, чтоб они были привязаны к нему, даже позволял им буйствовать. Септимий постоянно увеличивал состав легионов, набирал в них людей из всех сословий и всех народов, и приучал их презирать все не принадлежащее к военному сословию. Север восстановил корпус преторианцев, увеличил число их, сделал службу в этом корпусе предметом военного честолюбия, увеличив жалованье им и дав им разные другие привилегии. Прежде в преторианском корпусе большинство воинов составляли италийцы, или, по крайней мере, уроженцы соседних провинций. Это войско редко посылалось на войну, не имело привычки к перенесению походных трудов, вело праздную жизнь в своем стане, наслаждаясь роскошными удовольствиями столицы. Император Септимий Север стал брать в преторианцы воинов из легионов, стоявших по границам; из них выбирались те, которые отличались физической силой, храбростью и верностью; перевод в преторианцы был наградой и почетом. Септимий Север увеличил число преторианцев до 50.000 человек. Такое войско, состоявшее из людей всяких народностей, потому не имевшее никаких патриотических чувств, было могущественным и послушным орудием военного деспотизма, безграничного произвола, составлявшего основу управления Севера. С увеличением числа преторианцев, возросло и могущество их начальников. Со времени Септимия Севера первый префект преторианцев стал первым человеком в государстве после императора; он имел первый голос в государственном совете, заведовал не только военными делами, но и юстицией и администрацией.



Но внутренние дела не заставляли Севера забывать о внешней политике. Победив Нuгера, он присоединил к империи провинцию, главным городом которой был Нисибис и большую часть которой составляли земли, отнятые y парфян; он отомстил им за то, что они помогали Нuгеру. Но, как только Септимий увел главную массу войска с Востока для войны против Клодия Альбина на Западе, парфяне подступили к Нисибису. Префект Лет, командовавший войсками в ней, оборонялся храбро и отбил парфян. Победив Альбина, Септимий Север возвратился на Восток. Его сопровождал бежавший к римлянам брат парфянского царя Вологаза ІV. Часть войска и обоз Север послал вниз по Евфрату на лодках, которые построил в верховьях реки, а сам с главными силами пошел берегом, взял Ктесифон, новую столицу парфян, построенную из развалин Вавилона и Селевкии, и переселил оттуда множество людей в провинции, отдаленные от границы.



Септимий велел расчистить царский канал, соединявший Евфрат с Тигром и занесенный песком. Сделав его судоходным, он перевел свою флотилию из Евфрата в Тигр и пошел обратно в Нисибис берегом Тигра, потому, что на берегах Евфрата уже не было ни хлеба, ни травы, ни топлива. На пути в Нисибис Север осадил богатый город Гатру, стоявший на скале среди пустыни и сильно укрепленный. Взять эту крепость было трудно, как уже испытали римляне при Траяне; но она была центром караванной торговли, в ней находилось много товара. Это возбудило алчность воинов Септимия. Царь её был на стороне Песценния Нuгера, и Север хотел отмстить ему. Дело кончилось неудачей. Знаменитый защитник Византия Приск успел поставить осадные машины под стенами крепости и охранить их от огня осажденных. Осадные работы подвинулись настолько, что можно было сделать приступ, и крепость была бы взята, но Север в решительную минуту остановил приступ, не желая, чтобы сокровища, находившиеся в храме Солнца, были разграблены воинами, и надеясь, что жители добровольно покорятся. Он ошибся. На следующий день император возобновил приступ; тут европейские войска отказались сражаться, азиатские пошли, но были отбиты. Своевольство преторианцев распространилось и между воинами легионов. Септимий принял меры для восстановления дисциплины.



После довольно долгих остановок в Сирии, потом в Египте, Септимий Север возвратился в Рим. Сенат и народ римский постановили соорудить триумфальные ворота в честь побед, одержанных императором в Месопотамии. Эти ворота еще стоят при входе на форум. Они были покрыты великолепными украшениями; но остатки украшений, уцелевшие до нашего времени, показывают упадок искусства. Техническое исполнение рельефов имеет ремесленный характер, фигуры на них лишены выражения, безжизненны.
Через несколько лет Север, человек уже пожилой, но сохранявший всю прежнюю энергию, отправился на войну в Британию (208‑211). Он взял с собою своих сыновей Антонина (Каракаллу) и Гету, думая отучить их в походной жизни от изнеженности и разврата, которому предавались они в Риме. Несмотря на страдания, причиняемые ему подагрой, Септимий Север прошел далеко на север за стену Адриана. Он хотел покорить пиктов и скотов, живших в Каледонии, или по крайней мере прекратить набеги этих воинственных горцев на римскую провинцию. Поход по горной стране был труден, но император Север выказал в нем свою обыкновенную отвагу и твердость. Он велел прорубать леса, пролагать через болота бревенчатые гати, отводить реки, и прошел до северного края острова. Но враги оборонялись упорно; климат был суров; зимние месяцы были очень тяжелы для римлян, и войско терпело большой урон. Септимий Север, раздраженный вероломством врагов, нарушивших заключенный с ним договор, поклялся истребить все население каледонских гор. Но, потеряв, по уверению Диона Кассия, более 50.000 воинов, император покинул мысль покорить римской власти эту страну холода и тумана. Он даже отказался от северной полосы, присоединенной здесь к римской провинции Антонином Пием, отодвинул границу назад до линии укреплений, возведенных Адрианом, поправил этот вал, построил на нем новые стены и другие укрепления, чтобы северные горцы встречали тут неодолимую преграду своим нападениям.



Так описывает поход Септимия Севера в Британию древний историк Дион Кассий. Однако прославленный немецкий учёный Теодор Моммзен считает: сообщения Диона Кассия о том, что Север хотел покорить Британию до самой её северной оконечности, баснословны. Столь же ложны и слухи о 50 тысячах римских потерь – такого не могло быть, так как в борьбе с каледонянами дело ни разу не дошло до настоящего сражения. Моммзен полагает, что Септимий Север сурово наказал каледонян, сеявших смуту в Британии в начале его правления, отторг у них значительные территории, но в 211 его сыновья добровольно оставили завоевания отца, чтобы избегнуть тяжкой необходимости защищать их.
Септимий Север уже не вернулся из Британии. Много успехов в жизни имел он, но душа его мучилась тоскою. Благодаря счастью и талантам, он из ничтожного положения поднялся до владычества над империей, чей государь был могущественнейшим человеком на земле. Но в конце жизни Септимий был так угнетен физическими и нравственными страданиями, что думал отравиться. Неудача похода в Каледонию, болезнь, a особенно семейное горе и раскаяние в жестокостях, совершённых им по раздражительности характера, терзали его.



У Септимия Севера было два сына: Марк Аврелий Антонин, называемый обыкновенно Каракаллой, по имени, которое дал ему народ, и Публий Септимий Гета. Север еще в 198 году сделал Каракаллу августом, то есть своим товарищем по императорской власти. В 209 году он дал сан августа и Гете; это вызвало открытую вражду между братьями, с детства ненавидевшими друг друга. Оба они уже давно делали много огорчений отцу своей непримиримой взаимной враждой, своим буйством и развратом. Дион говорит, что оба они соперничали между собою в распутстве и злодействах: предавались самым грязным порокам, вели дружбу с гладиаторами, с конюхами и добывали себе деньги всякими грабительствами. О Каракалле говорят, что он, нетерпеливо желая стать императором, много раз составлял злоумышления против жизни отца и делал попытки поднять против него войско.



Юлия Домна, жена императора, славившаяся красотой и умом, тоже делала мужу много огорчений своим распутством. Она была сириянка, родилась в Эмесе (теперь Хомс). Север, веривший сновидениям и другим предзнаменованиям, женился после смерти первой жены на этой красавице, брак с которой должен был, по астрологическим предзнаменованиям, принести ему счастье. Но при всей своей красоте, уме и образованности она не могла надолго подчинить себе мрачного и ревнивого мужа. О ней говорят, что живое воображение соединялось в ней с большой рассудительностью. Юлия Домна была покровительницей философов и вообще ученых, старалась при их помощи поддержать падающее язычество. В благодарность за милости, которыми она осыпала их, они превозносили её блестящие дарования. Но по своему образу жизни она, кажется, была истинной дочерью развратной Сирии.



Душевные тревоги ускорили смерть императора, страдавшего подагрой. В последние дни, раздумывая о ничтожестве земного величия, Септимий Север говорил: «я достиг всего, и нет мне отрады ни в чем». Он часто осуждал Марка Аврелия за вредную снисходительность к порочному сыну, за назначение этого сына (Коммода) преемником власти, но сам показал такой же пример чрезмерной отцовской снисходительности. Перед смертью Север объявил, что оба его сына должны быть императорами вместе, убеждал их жить в согласии, рекомендовал их войску. Септимий Север умер (4 февраля 211) в Эбораке (нынешнем Йорке), на 65 году жизни, на 18 году царствования, прославленного победами. Говорят, что при известии о его смерти в сенате было сделано восклицание: «Северу или не следовало родиться, или не следовало умирать». Эти слова были выражением опасений за будущее Рима.

так, полистать))) https://ancientcoins.market/using-the-neural-net-tool-photoshop-and-historical-references-daniel-voshart-has-created-photoreal-depictions-of-roman-emperors/

Каракалла Марк Аврелий Север Антонин Бассиан - 174— 8 апр. 217 гг.

В детстве Юлий Бассиан, прозванный впоследствии Антонином и Каракаллой, отличался мягким характером, был остроумен, приветлив с родителями, приятен друзьям; все эти качества послужили ему на пользу, привлекая к нему общую любовь. Он не обнаруживал тупости в занятиях наукой, не был склонен скрывать свое расположение, не скупился на щедрые подарки, охотно оказывал милость, но все это было при жизни родителей. Если ему когда-либо приходилось видеть осужденных, отдаваемых на растерзание диким зверям, он плакал или отворачивался; это вызывало особенное расположение к нему народа.



Будучи семилетним мальчиком, он услыхал, что товарища его по детским играм жестоко высекли за то, что тот исповедовал иудейскую религию, и он долгое время не мог смотреть ни на своего отца, ни на отца этого мальчика, так как считал их виновниками порки. Подарки, которые он в праздники получал от родителей, он по собственному побуждению раздавал клиентам и своим учителям. Выйдя из детского возраста, он, то ли под влиянием советов отца, то ли по врожденной хитрости, а может быть, потому, что считал нужным походить на Александра Великого, царя Македонского, стал более замкнутым, более важным, даже лицо его стало более угрюмым, так что знавшие его мальчиком не верили, что это тот же человек. Александр Великий и его деяния все время были у него на устах. Он часто восхвалял также Тиберия и Суллу. Он был более высокомерен, чем отец; брата своего Гету он презирал за то, что тот держал себя очень просто (Спартиан: «Антонин Каракал»; 1—2).



В 196 г. отец провозгласил Бассиана Цезарем и тогда дал ему имя Марка Аврелия Антонина, которого он считал величайшим из императоров (Спартиан: «Север»; 10). По свидетельству Геродиана, оба сына Септимия Севера были испорчены роскошью и столичным образом жизни, чрезмерной страстью к зрелищам, приверженностью к конным состязаниям и танцам. Братья ссорились между собой сначала из ребяческого самолюбия, из-за перепелиных боев и петушиных сражений или из-за драк между другими мальчиками. Их увлечения зрелищами или музыкой всегда приводили к ссорам; им никогда не нравилось что-нибудь одно, но все приятное одному, другому было ненавистно. С обеих сторон их подзадоривали льстецы и слуги, угождавшие их детским прихотям и сталкивавшие братьев между собой. Отец, зная об этом, пытался сблизить и образумить сыновей, но все его усилия были тщетны. Чтобы приучить сыновей к власти, он брал их с собой в походы: и в Парфянский, и в Британский. Антонина он рано женил на дочери префекта претория Плавтиана, рассчитывая, что в результате брака тот образумится.



Но не слишком довольный браком и женившийся более по принуждению, чем по своей воле, Антонин враждебно относился к молодой женщине: не делил с ней ни ложа, ни трапезы, чувствовал к ней отвращение и часто грозил убить ее, как только станет единственным обладателем власти. Говорят, что он даже не скрывал своего намерения занять престол любой ценой. В Британии, когда Септимий Север окончательно слег в постель, сраженный тяжелым недугом, Антонин стал усиленно заискивать перед солдатами, а на брата клеветал самым недостойным образом. Тяжело больной, медлящий умереть отец казался ему тягостным и обременительным. Он уговаривал врачей и прислужников как-нибудь повредить старику во время лечения, чтобы скорее от него избавиться. Врачи отказались исполнить этот бесчеловечный приказ. Поэтому, когда Септимий в 211 г. все-таки умер, Антонин первым делом велел    всех домочадцев и врачей, которые не послушались его указаний, а потом воспитателей, которые обучали его и его брата, так как они надоели ему, настоятельно упрашивая жить в согласии.



Наедине он богатыми дарами и обещаниями угождал военачальникам для того, чтобы те убедили войско провозгласить его одного императором; против брата же он придумывал всякие козни. Воины, однако, оказывали обоим братьям одинаковое почтение и преданность. Тогда Антонин заключил договор с британцами, даровал им мир и взял залоги верности. Затем он поспешил к брату и матери. Когда все они оказались вместе, то и Юлия Домна, и высокопоставленные лица пытались примирить братьев. Антонин, поскольку все противодействовали ему в его желаниях, больше по необходимости, чем по доброй воле склонился к дружбе и согласию, скорее показному, нежели истинному. Оба брата таким образом начали управлять империей, имея равную власть. Они пожелали уйти из Британии и поспешили в Рим, везя с собой останки отца (Геродиан: 3; 10, 15). Всю дорогу они ссорились и даже не садились за один стол — слишком сильно было подозрение, что другой первым, сам ли, или подговорив слуг, успеет тайком отравить каким-нибудь губительным ядом еду или питье брата. Тем более они торопились: каждый думал, что опасность уменьшится, как только они окажутся в Риме и разделят дворец пополам; в этом обширном и многолюдном жилище, которое превосходило размерами целый город, каждый мог жить сам по себе, как ему вздумается. Действительно, по их приказу были наглухо забиты все проходы между двумя частями дворца, причем каждый выставил свою стражу. По возвращении в столицу они сходились вместе лишь для того, чтобы иногда, показаться на публике. Но после торжественных похорон Септимия Севера они начали враждовать уже в открытую и с ненавистью строили друг другу козни. Каждый делал все, что мог, лишь бы как-нибудь освободиться от брата и получить в свои руки всю власть. Соответственно с этим разделились мнения всех тех, кто снискал себе какое-нибудь положение и почет в государстве. Большинство склонялось к Гете, потому что он производил впечатление порядочного человека: проявлял скромность и мягкость по отношению к лицам, к нему обращавшимся, занимался обычно более серьезными делами. Антонин же во всем выказывал жестокость и раздражительность. И поскольку он во всем проявлял буйный нрав и больше угрожал, чем убеждал, то и друзьями его становились скорее от страха, чем от доброго к нему расположения.



Провраждовав так некоторое время, братья совсем было собрались разделить между собой империю для того, чтобы не злоумышлять друг против друга, оставаясь все время вместе. Решили, что Гете должна отойти восточная часть державы со столицей в Антиохии или Александрии, а Антонину — западная с центром в Риме. Но когда об этом соглашении сообщили Юлии Домне, она своими слезами и уговорами убедила их отказаться от столь пагубной затеи. Этим она, возможно, уберегла римлян от новой гражданской войны, но обрекла на смерть младшего сына. Перепробовав все виды коварств, Антонин потерял терпение и решил действовать открыто — мечом и убийством. 26 февраля 212 г. он внезапно напал на Гету в спальне Юлии Домны и заколол его. Осуществив убийство, он выскочил из спальни матери и с громким криком бросился вон из дворца. Воинам дворцовой стражи он велел без промедления проводить его в преторианский лагерь, где под охраной у него будто бы есть еще надежда спастись: оставаться здесь во дворце — значит, идти на верную гибель. Не зная, что произошло внутри дворца, те поверили и, так как он бежал без оглядки, все выбежали вслед за ним. Оказавшись в лагере, он вбежал в храм, где преклоняются перед войсковыми значками и статуями, и, бросившись на землю, стал давать благодарственные обеты и приносить жертвы за спасение. Когда об этом сообщили воинам, все они, пораженные, сбежались к нему. Антонин выступил перед ними, но не стал прямо рассказывать, что собственно произошло, а кричал только, что избежал опасности и козней заклятого врага, что в тяжкой борьбе еле-еле осилил врагов, что под угрозой были они оба, и в его лице милостивая судьба сохранила хотя бы одного государя. Тут же он пообещал за свое спасение и единовластие выдать каждому воину по 2500 аттических драхм, а также в полтора раза увеличить получаемое ими довольствие. Закончив речь, он велел преторианцам разойтись и сразу получить эти деньги из храмов и казнохранилищ. Таким образом в один день было безжалостно расточено все то, что Север восемнадцать лет копил и сохранял, причиняя несчастья другим. Услыхав о таких суммах и сообразив, что произошло, воины объявили Антонина единственным императором, а Гету провозгласили врагом. Проведя ночь в лагерном храме, набравшись смелости и приручив армию своими раздачами, Антонин отправился в сенат со всем войском, вооруженным более, чем это в обычае при сопровождении государя (Геродиан: 4; 1, 3—5). Воинов он поставил посередине двойным рядом между сиденьями сенаторов и после этого произнес свою речь. Он жаловался на козни брата, речь его была путанной и нескладной; во всем он обвинял брата, а себя оправдывал. Все это сенат слушал без всякого удовольствия (Спартиан: «Антонин Каракала»; 2). Он говорил это, срываясь на крик, полный гнева, бросая сумрачные взгляды на друзей брата; оставив почти всех дрожащими и бледными, он поспешил во дворец.



В скором времени были убиты все близкие и друзья брата, а также и те, кто жил во дворце на его половине; слуг перебили всех; возраст, хоть бы и младенческий, во внимание не принимался. Откровенно глумясь, трупы убитых сносили вместе, складывали на телеги и вывозили за город, где, сложив их в кучу, сжигали, а то и просто бросали как придется. Вообще погибал всякий, кого Гета хоть немного знал. Уничтожали атлетов, возниц, исполнителей всякого рода музыкальных произведений — словом, всех, кто услаждал его зрение и слух. Сенаторов, породовитее или побогаче, убивали по малейшему поводу или вовсе без повода — достаточно было для этого объявить их приверженцами Геты. Были    все, кто происходил из императорского рода. Так была убита дочь Марка Аврелия, уже старуха (Геродиан: 4; 5—6). Умертвили Помпеяна, сына дочери Марка и Помпеяна. До этого он был два раза консулом и полководцем во время самых важных войн. Казнили Гельвия Пертинакса, сына императора Пертинакса, которого так чтил Септимий Север (Спартиан: «Антонин Каракала»; 3—4). Умерщвлен был и двоюродный брат самого Антонина, также носивший фамилию Севера, и некоторые другие. Из сенаторов погибли все представители патрицианских родов. Антонин засылал своих людей и в провинции, чтобы истреблять тамошних правителей и наместников как друзей брата. Каждая ночь несла с собой убийства самых разных людей. Весталок он заживо зарыл в землю за то, что они якобы не соблюдают девственность. Рассказывают, что однажды император был на скачках, и случилось так, что народ чуть посмеялся над возницей, к которому он был особенно расположен; приняв это за оскорбление, он велел воинам броситься на зрителя, вывести и    всех, кто дурно говорил о его любимце. Поскольку невозможно было отделить виноватых от невиновных, воины беспощадно отводили и убивали первых попавшихся (Геродиан: 4; 6).



После этих событий он весной 213 г. отправился в Галлию. Прибыв туда, он немедленно убил нарбонского проконсула. Приведя в смятение всех начальствовавших в Галлии лиц, он навлек на себя ненависть как тиран. Совершив много несправедливостей, он заболел тяжелой болезнью. По отношению к тем, кто за ним ухаживал, он проявил необыкновенную жестокость. Затем, по пути на Восток, он остановился в Дакии (Спартиан: «Антонин Каракала»; 5, 9, 10). Здесь, чтобы упражнять свое тело, он много занимался ездой на колесницах и избиением разных зверей с близкого расстояния; гораздо меньше внимания уделял он суду, где, впрочем, проявлял способность скоро разобраться в существе дела и метко отвечать на речи других. Всех тамошних германцев он расположил к себе и вступил с ними в дружбу; кое-кого из них брал к себе в отряды и в личную свою охрану. Часто, сняв с себя римский плащ, он менял его на германскую одежду. Он накладывал себе светлые волосы и зачесывал их по-германски. Варвары радовались, глядя на все это, и любили его чрезвычайно. Римские воины тоже не могли нарадоваться на него, особенно благодаря тем прибавкам к жалованию, на которые он не скупился, а еще и потому, что он вел себя совсем как воин: первым брался за работу, если нужно было копать рвы, навести мост через реку или насыпать вал, и вообще первым брался за всякое дело, требующее рук и телесного усилия. У него был простой стол; случалось, что для еды и питья он пользовался деревянной посудой. Хлеб ему подавали своего изготовления: он собственноручно молол зерно — ровно столько, сколько нужно было на него одного, замешивал тесто и, испекши на углях, ел. От всего дорогостоящего он воздерживался; пользовался только самым дешевым, тем, что доступно и беднейшему воину. Он старался создать у воинов впечатление, что ему очень приятно, когда его называют не государем, а боевым товарищем. В походах он чаще всего шел пешком, редко садился в повозку или на коня; свое оружие носил сам. Случалось, он на своих плечах нес значки легиона, огромные, да еще щедро украшенные золотом, так что самые сильные воины едва могли нести их. Благодаря этим и другим подобным поступкам в нем полюбили воина; его выносливость вызывала восхищение, да и как было не восхищаться, видя, что такое маленькое тело приучено к столь тяжелым трудам.



Когда он управился с Лагерями на Дунае и перешел во Фракию, что по соседству с Македонией, он сразу стал отождествлять себя с Александром, всячески освежал память о нем и велел во всех городах поставить его изображения и статуи. Чудачества его доходили до того, что он стал одеваться как македонец: носил на голове белую широкополую шляпу, а на ноги надевал сапожки. Отобрав юношей и отправившись с ними в поход, он стал называть их македонской фалангой, а их начальникам роздал имена полководцев Александра. Из Фракии он переправился в Азию, пробыл некоторое время в Антиохии, а потом прибыл в Александрию. Александрийцы приняли Антонина очень торжественно и с большой радостью. Никто из них не знал о тайной, ненависти, которую тот давно уже питал к их городу. Дело в том, что императору доносили о насмешках, которыми его осыпали горожане. Решив примерно наказать их, Антонин велел самым цветущим юношам собраться за городом якобы для военного смотра, окружил их войсками и предал поголовному истреблению. Смертоубийство было такое, что кровь потоками текла по равнине, а огромная дельта Нила и все побережье близ города было окрашено кровью. Поступив таким образом с городом, он вернулся в Антиохию для того, чтобы начать войну с парфянами. Чтобы лучше скрыть свои замыслы, он посватался к дочери парфянского царя. Получив согласие на брак, он беспрепятственно вступил в Месопотамию как будущий зять, а затем внезапно напал на тех, кто вышел его приветствовать. Перебив множество людей и разграбив все встречные города и селения, римляне с большой добычей возвратились в Сирию. За этот позорный набег Антонин получил от сената прозвание «Парфянский» (Геродиан: 4; 7—11). Зиму Антонин провел в Эдессе, а весной 217 г. прибыла город Карры ради того, чтобы принести жертву богу Луну. В то время как он по дороге отошел для отправления естественных надобностей, его убил центурион Марциалий. Известно, что сам Марциалий был подвигнут на это деяние префектом претория Макрином, который и был провозглашен императором после Антонина ( Спартиан: «Антонин Каракала», 6—7).

Все монархи мира. Древняя Греция. Древний Рим. Византия. Константин Рыжов. Москва, 2001.

Пара слов от меня. В этой статье Юлию Домну упорно величают "мачехой" Каракаллы - возможно я был не прав, заменив это на "мать". И ниже представлен фрагмент, который я вовсе убрал из текста, поскольку не уверен что это вообще не бред. Извините если что..

"Мачеху свою Юлию Домну, которая была очень красива, он взял себе в жены. Говорят, что она сама, для того чтобы соблазнить его, словно случайно, обнажила перед ним большую часть своего тела. Антонин сказал: «Я пожелал бы, если бы это было дозволено». На это она ответила: «Если угодно, то и дозволено». Когда он услышал это, его необузданная страсть усилилась. Вопреки всем законам он справил свадьбу, прибавив к братоубийству еще и кровосмесительство."