4,26 гр., 17 мм. Чеканка г. Сарды, Лидия, в 323-319 годах до н.э..
Ав.: Голова Геракла в львином скальпе вправо. Рв.: Зевс сидящий на троне. За троном легенда АЛЕСАНДРОY, в поле перед Зевсом монограмма и дифферент в виде пчелы.
Драхма отличного, красивого стиля.
Ссылка на проход от 2013 года на Раухе.
Предложите, а с МПЦ определимся по ходу предложений.
Старт: МПЦ, 18700 рублей, дана. Шаг: От 1 рубля и выше, любой. Окончание торгов: В пятницу 13 октября, в 22:00 по Москве. Антиснайпер: За 10 минут до окончания, многократно. Оплата: На карту СБ в течении трёх дней после завершения торгов. Или при личной встрече в Москве. Отправка: Почтой РФ ( или какими либо ТК на выбор купившего ) после полной предоплаты и за его счёт. Либо личная встреча в Москве.
Старт: МПЦ, 20 тысяч рублей, без обола, дана. Шаг: От 1 рубля и выше, любой. Окончание торгов: В четверг, 28 сентября, в 22:00 по Москве. Антиснайпер: За 10 минут до окончания, многократно. Оплата: На карту СБ в течении трёх дней после завершения торгов. Или при личной встрече в Москве. Отправка: Почтой РФ ( или какими либо ТК на выбор купившего ) после полной предоплаты и за его счёт. Либо личная встреча в Москве.
Всем, спасибо за предложения но, ещё совсем не МПЦ.
Немного о "макукинах" из открытых источников: Статья Д.Володихина "Макукин: Мехико-Москва-Крым"
В первой половине XVI века, при императоре Карле I на территории колоний в Новом Свете начали появляться монетные дворы. Первый – в 1535 или 1536 году в юном городе Мехико, что возник на руинах старого индейского города Теночтитлан. Были попытки чеканить монету в Санто-Доминго, но дело не пошло. Позднее, с момента кончины Карла I и до начала XVIII века, в Новом Свете появилось целое ожерелье испанских монетных дворов: в Лиме, в Потоси / Ла Плата, в Панаме, Картахене, Куско и Санта-Фе де Богота. Притом безусловными лидерами по количеству изготовленной монеты являлись Мехико и Потоси. Конечно, мастерам из испанских колоний приходилось работать с разными металлами: медью, серебром, золотом… Однако серебро заняло господствующее место. Приведу данные А. Иригойн: «В 1540 году объём добычи в Саксонии, Тюрингии, Богемии, Словакии и Венгрии составлял 52-55 тонн в год. Это в шесть раз больше объёма американского серебра, отправленного в Севилью (Испания) на то время. Однако к 1560-м годам показатели сравнялись, а в следующем десятилетии добыча в Европе составляла всего половину от притока серебра из Нового Света. После этого добыча белого металла в Центральной Европе уменьшилась, а американское серебро наводнило европейскую и мировую экономику… в испанских колониях в Америке добывали в среднем по 350 тонн серебра в год на протяжении более 250 лет, что превышало совокупный показатель за тот же период в Центральной и Северной Европе, Центральной Азии и Юго-Восточной Азии. К XIX веку в испанских колониях было добыто 86 тыс. тонн серебра и 1700 тонн золота, то есть, примерно 70-80% мировых запасов серебра и 40% – золота в XVIII веке». И серебро, вернее, чудовищные размеры его добычи и импорта в Европу, поставили перед Испанией непростую задачу: Новый свет со второй половины XVI века обрушивал на Испанию настоящий серебряный ливень; одни только монетные дворы во владениях Испании по объёму проходящего через них серебра превосходили монетные дворы всех стран мира, вместе взятых; требовалось весь нескончаемый поток американского серебра превращать в звонкую монету, и как можно быстрее. А монетные дворы метрополии и колоний были оборудованы по-разному: впереди прочих, как знаменосец высоких технологий, оказался Сеговийский. В Сеговии получили отличную современную технику… в виде исключения. Относительно прочих раз за разом принималось решение, которое можно передать в нескольких словах: «Не возиться и не тратиться». К чему этот управленческий минимализм привел на практике? Испания умела производить отличные по качеству, ровные по форме монеты. В середине XVI века она их выпускала в больших количествах. На монетном диске всякий может различить имя и титул государя, номинал, год выпуска, значок монетного двора, гербовое изображение и элегантную композицию: два коронованных «Геракловых столба» (символ Гибралтара, находившегося тогда под контролем Испании и «запиравшего» Средиземное море), меж которыми проставлялась надпись «plus ultra», то есть «за пределы». Любопытно, что прежде испанские короли использовали на гербе прямо противоположную надпись: «Non plus ultra», то есть «не дальше» пределов мира. В обоих случаях красиво, горделиво, лаконично, с пониманием достоинства христианской империи! Но вся эта красота полетела вверх тормашками на подавляющем большинстве монетных дворов как в метрополии, так и в колониях, сметённая мощным потоком серебра.
Монету предпочли бить старым дедовским способом, безо всяких новомодных станков, с помощью двух чеканов и молотка, с одного удара. А если изображение казалось слишком уж низкопрофильным, мастер мог от души ударить второй раз, и след от первого удара путал линии второго… Били без особенной центровки, серебряные заготовки вырезали так, чтобы они соответствовали прежде всего параметрам веса и пробы, о форме особенно не заботились. Вид у таких монет был романтически-непрезентабельный, можно сказать, непричёсанный: то имени короля не видно, то года, то титула, то знака монетного двора, то номинала или сразу нескольких элементов оформления монеты. В общем, что уместится, то уместится… Позднее будет принято решение: выпускные данные размещать несколько раз с обеих сторон, причём ближе к центру кружка монеты — во избежание их утраты. Но помогало это лишь отчасти. Вот и прозвали их «макукины», т.е. безобразные или неправильные, взяв соответствующее слово у арабов. Правда, есть версия, что испанцы пустили в ход выражение из языка индейцев кечуа «маккайкуна» или «макай-куна», соотносимое с молотовой ковкой. Один Бог ведает, что вернее… В испанских исторических источниках чаще звучит словосочетание «монеда кортадо» (исп. «moneda cortado»), «монета угловатая». Уж во всяком случае, круглыми макукины не были, а были многоугольными, неровными по толщине, со странным выступами и глубокими трещинами. Чем-то напоминают те из них, что дошли до наших дней, поэтов-романтиков после встречи с коллегами за столом, уставленным горячительными напитками. Зато проба у макукинов была весьма «чистой»: около 920-930-й. Их странный вид породил легенду о том, что макукины чеканились прямо на кораблях, шедших под испанским флагом из Америки в Европу. Ну, конечно же, деревянный парусник просто изнывал от недостатка огня, так хотелось ему погреть бока пожарчиком, который обязательно случился бы в процессе производстве монет! Впрочем, «корабельными песо» их точно называли: в метрополию их доставляли именно на кораблях, и очередной «серебряный флот» Испания всякий раз ждала с нетерпением. В действительности же переводили серебро на макукины как Мехико с Потоси, так и монетные дворы самой Испании. Корабли с серебряной начинкой прибывали чаще всего в Севилью. Именно там долгое время работал самый продуктивный монетный двор страны. Макукины били и в других городах Испании, но Севилья очень долго оставалась «королевой чеканки». Так вот, в Севилье точно так же «не заморачивались» по поводу качества чеканки, как и в Америке. Били те же макукины, да как бы не проще и грубее, чем в Мехико. Макукины полились полноводной серебряной рекой с 1570-х годов. Изображение, правда, сменилось: изящные столбы с дерзкой надписью ушли; на монетах утвердилась державность: с лицевой стороны – герб всей Империи, а с оборотной – герб её сердца, королевства Кастилии и Леона (за́мки и львы). Крупнейшей серебряной монетой, чеканившейся в виде макукина, являлось «песо». Они равнялось 8 «реалам». Вес –27-28 граммов, диаметр – около 35-40 миллиметров, если в данном случае вообще уместно говорить о диаметре: правильный круг для макукина, как уже говорилось выше, — скорее, исключение. Песо равнялось европейскому талеру, правда для иных стран Европы испанцы чеканили ровные, аккуратные аналоги талера. Но и макукины у них в Старом Свете принимали, как полноценную монету. Но предпочитали всё же что-нибудь не столь экзотическое…
Помимо песо изготавливались 4, 2 и 1 реал, а также разменная монета – половина и четвертушка реала. Чеканили также золотые макукины – «эскудо», но они большая редкость, в то время как испанское серебро того времени разошлось по всему миру. Макукины иногда называют «пиратской монетой» — ведь для пиратов серебряной груз имперского галеона выглядел как идеальная добыча. Правда, макукинами платили и отважным капитанам, которые отправлялись в море, чтобы поохотиться на пиратов и подарить каждому из них по модному пеньковому галстуку за все бандитские художества. У всякой монеты, как известно, две стороны… Иногда, впрочем, появляется причудливая третья: каперам, то есть пиратам на королевской службе, действовавшим против врагов короны, также выплачивали «пособие» макукинами. Пират, он ведь не романтик, он ведь жадная собака. Дашь пирату мозговую косточку, он и приручится. Любой макукин, поднятый современным искателем сокровищ из-под воды, это товар «с историей», и, в общем, всё равно, потопил ли соответствующий галеон свирепый вожак пиратской банды или карибский ураган: серебро со дна моря притягивает к себе людей с авантюрной жилкой, а потому стоит дорого. Любопытно, что у исторической судьбы макукинов имеется «московский виток». Московская земля несколько раз отдавала большие клады макукинов первой половины XVII века. Два самый больших – Ипатьевский (1970) и Москворецкий (1972), всего более 4500 монет, притом часть разошлась по рукам частных лиц. Как они пришли в столицу России? У нас ведь как внутреннее платежное средство реал не ходил. Очевидно, почти всё испанское серебро («рьяльские ефимки»), пришедшее в Московское царство, доставлено к нам голландцами. Оба «голландских» клада за незначительным исключением имеют в своем составе мексиканские макукины. Отчасти этот факт объясняется захватом испанского серебряного флота голландцами в 1628 году в заливе Матансас. Добытые монеты соответственно были произведены в основном в 1626 – 1628 годах и составляли подавляющую часть всей выработки монетного двора Мехико. Нидерланды наладили превосходные отношения с первыми государями из династии Романовых, вели постоянную торговлю, основывали на русской земле промышленные предприятия. Притом они располагали колоссальными ресурсами имперского серебра, полученного как путём грабительских рейдов против испанского флота, так и путём простой мирной торговли. Здесь, на территории России, предприимчивые голландцы сдавали макукины на царские монетные дворы, чтобы получать оттуда ходячую русскую монету – серебряную копеечку с изображением всадника-«ездеца», именем и титулом государя. Подобная операция во владениях русских царей не просто разрешалась, но даже поощрялась, ведь в оплату за неё часть привозного серебра шла в государственную казну. Правда, не всякий макукин брали: на порчу испанцами своей монеты (о чём речь пойдет ниже) московские власти реагировали отказами её принимать. Голландцы в ответ начинали сами потихонечку чеканить российские деньги (и для этого им также требовалось обилие серебра), их, соответственно, ловили и били по рукам. Текла, что называется, «живая жизнь» экономики. А её звонкие «следы» порой ложились в землю Третьего Рима на несколько веков…
Дальше из Москвы крупное испанское серебро уходило в Крым. Беседы с настоящим крупным знатоком макукинов, их чеканки и хождения, Михаилом Мальцевым, открыли перед автором этих строк необычную картину: на полуострове обнаружено существенное количество четырёх- и восьмиреаловиков первой половины XVII столетия, большей частью севильской и потосийской чеканки (М. Мальцев называл довольно узкие хронологические границы их чеканки, надобно ожидать от него появления академической статьи на данную тему). Очевидно, в землю полуострова когда-то легло вовсе не торговое серебро и не трофеи турок, добытые в боях с пылкими ратниками испанских королей, хотя отдельные монеты могли, конечно, прийти в Крым и такими путями. Скорее, всё-таки, поток макукинов, направленный на юг, к Гиреям в казну, шел непосредственно от правительства царя Михаила Фёдоровича. Этим серебром выкупались русские пленники. Проблема разрушения российской системы обороны на юге, в степных регионах, после Смуты встала весьма остро, на грани катастрофы. Сил, чтобы всерьёз держать оборонительные рубежи, слишком мало, да и сами укрепления жестоко пострадали, развалились, сгнили за долгие годы социального катаклизма, когда за ними некому было присматривать… Поэтому набеги крымцев вырывали тогда из тела русского народа многотысячные толпы «полоняников». Особенно яростным стал их натиск в 1630-х годах. Отсюда – обилие «живого товара» на полуострове. А вот более поздние макукины в Крыму встречаются редко, их почти нет. Возможно, причина тут «фортификационная»: в последние годы правления Михаила Фёдоровича и при царе Алексее Михайловиче на степном юге России выросли новые, гораздо более мощные укрепления в виде «засечных черт» а также новых крепостей. Да и «живой силы» для «отбоя» стало побольше. И «славянская слоновая кость» подиссякла в торговом ассортименте крымских деловых людей, а нет товара – нет и денег. Не стоит удивляться столь дальним маршрутам «путешествий» испанского серебра. Крупные, хорошей пробы монеты Империи тогда принимал и использовал весь мир. Известны макукины, обрубленные/обрезанные турками под более привычный вес местной монеты для использования на своей территории. Нередко встречаются испанские монеты XVIII века, похожие на лампочки, вокруг которых вьется рой мошек: диск их усеян иероглифическими «чопами» или «чопмарками» китайских контор, удостоверявших: доброе серебро, к торговым делам пригодно! Из Мехико через Нидерланды в Москву, а оттуда на Крымский полуостров – это ещё не самая дальняя и не самая извилистая дорога для увесистого восьмиреаловика с за́мками и львами. Впрочем, проба в серебряной монете, отчеканенной мастерами Нового света, не всегда блистала безупречностью. В третьей четверти XVII столетия монетный двор в Потоси стал источником грандиозного скандала. При чудовищных объёмах эмиссии он год из года занижал пробу, набивая кошельки «деловых людей», решивших залезть в карман Империи. Тогда Империя, перефразируя Джорджа Лукаса, нанесла ответный удар: целый каскад показательных казней уничтожил и заровнял воровской комплот. Впоследствии королевский стандарт серебряной монеты выдерживался строго. Сразу после «великого очищения», в начале 1650-х, Потоси принял иной дизайн монет. С этого момента на крупную серебряную монету названного монетного двора вернулись «Геракловы столбы» и дерзновенная надпись «plus ultra». У подножия столбов плескалось море. Такой тип монетной чеканки иногда называют «столбы и волны».
В середине XVIII века началось медленное умирание макукинов. Улучшилась техника чеканки. С конца 1720-х – начала 1730-х годов ровные, красивые диски выходили с большинства монетных дворов Испанской державы, включая и Новый Свет. Их получали с помощью вальцовочных мельниц, механических винтовых и прокатных прессов. И вновь поменялся дизайн: герб Империи ушёл; меж коронованных «Геркулесовых столбов» поместили карты двух полушарий Земли и большую императорскую корону над ними; столбы перевили лентами со всё тем же старым добрым лозунгом «plus ultra»; а вот над всей композицией появился лозунг новый, показывающий, что имперская мысль ещё не уснула в сознании слабеющей Испании, что она ещё способна на красивые дерзости: «utraque unum», то есть «из обоих одно» (или, проще: «два в едином»)! Он взят из послания апостола Павла к Ефесянам (2:14). В латинском переводе: «Ipse est enim pax nostra qui fecit utraque unum». В синодальном переводе текст выглядит следующим образом: «Ибо Он [Христос] есть мир наш, соделавший из обоих одно». Вот только монетах к смыслу евангельскому, мистическому, добавляется смысл имперский: держава испанская огромна, она объединила в себе страны двух полушарий мира. Монеты, изготовленные в подобном стиле, именуют «колумнариями» или, грубее, «пилларами». Параллельно монете нового поколения кое-где продолжали выпускаться старые добрые макукины. Но в конце концов они попали под твёрдый и окончательный запрет короля Карла III. Это произошло в 1773 году. И тогда же, в 1770-х, испанские короли уронили планку имперской идеологии: величие столбов, волн и полушарий сменилось унылыми профилями монархов. Сами испанцы иронично именуют их «парики и бюстики»… Столбы с ленточкой «plus ultra» всё-таки оставили, но в жалком виде: столбы, скорее похожие на сильно похудевшие шахматные ладьи, встали по бокам герба, ленты истончились, надпись на них почти не видно, как-будто Испания конца XVIII начала стесняться собственного мужества и несгибаемой воли ушедших лет. Закончилась великая эпоха, эпоха Империи, эпоха могущества и процветания, эпоха, когда мощная держава учила остальную Европу, как воевать и как управлять завоёванным, учила отваге в бою и утончённости в искусстве.
Предложу к продаже тетрадрахму Александра Великого, чеканки Амфиполя.
17,14 гр., 26 мм..
Ав.: Изображение головы Геракла в львином скальпе вправо. Рв.: Зевс Этофор сидящий на троне. За троном надпись -AΛΕΞΑΝΔΡΟΥ- по гречески, в поле - дифферент в виде рога изобилия.
