Посуда в Древнем Риме была очень разнообразна. Её делали из глины, стекла и металла. Зажиточные люди пользовались роскошной посудой из серебра и золота. В "Доме Менандра" в Помпеях было найдено 118 серебряных предметов. Это были всевозможные блюда, чаши, зеркала и даже серебряный кошелек.
Знаменитое блюдо "Тритон" из Британского музея диаметром ок. 61см было найдено в Милденхолле, в Британии. Оно сделано из позолоченного серебра и сплошь покрыто рельефными изображениями - сюжетами из античной мифологии. В центре - маска бога-титана Океана.
Океана окружают нереиды на морских чудовищах.
Многочисленные серебряные чаши для питья часто были в форме небольших кратеров.
Они украшались рельефным декором из растительных мотивов и птиц.
Орнамент на серебряной посуде часто отличался натурализмом.
Как и на блюдах, здесь можно встретить мифологические и бытовые сюжеты.
Многие историки считают, что ни в одной армии Древнего мира не было такой развитой системы боевых наград, как у римлян.Что только не использовали они в качестве знака воинской доблести
Во времена Республики у римлян существовали разные виды вознаграждения для отличившихся в бою воинов: оружие и украшения, снятые с поверженного врага, особые знаки воинской доблести, денежные премии. Распространены были также венки разного достоинства, флажки, ожерелья, браслеты, медали и особые копья, которые не применялись в бою. Во времена Империи военные награды римляне стали делить на высшие и низшие. Флажки, венки и копья (за редким исключением) теперь являлись знаками отличия для высших военачальников, а солдат поощряли ожерельями и браслетами. Римские солдаты прикрепляли их на нагрудную часть панциря с помощью специальных кожаных петель.
Ожерелья и браслеты вручали отличившимся воинам (от рядового до центуриона) обычно парами и часто одновременно — и ожерелья, и браслеты. Изготовляли такие награды из разных металлов, а потом покрывали золотом или серебром. Среди браслетов преобладали плоские, широкие и в основном без всяких рисунков, но попадались и украшенные так называемым «змеиным узором». Такие награды вручали только воинам, которые имели римское гражданство. Однако известны случаи, когда почетные ожерелья и браслеты вручали целым воинским частям, причем из вспомогательных войск, состоявших обычно не из граждан Римской империи.
Подробное описание всех римских наград оставил древнегреческий историк Полибий, живший во II веке до нашей эры. Он был поклонником римского государственного устройства и в своем труде «История» писал: «Если была какая-нибудь схватка и некоторые солдаты отличились в ней храбростью, консул созывает на сходку все войско и ставит подле себя тех солдат. Сначала он произносит похвальное слово о заслугах каждого воина, затем дарит солдату, ранившему неприятеля, копье; солдату, убившему врага и снявшему с него доспехи, дарит фиалу — диск, если он пеший, или фалеры, если он конный. Золотым венком консул награждает солдат, которые при взятии города первыми взошли на стену. Солдаты, удостоенные подобных наград, участвуют в торжественных процессиях со знаками отличия; носить подобные украшения может лишь тот, кого консул наградил ими за доблесть».
В Древней Греции «фалара» первоначально означала блестящую металлическую бляху, украшавшую или укреплявшую шлем воина, потом их стали применять в виде застежки на воинских доспехах, а также для украшения конской сбруи. Изображения таких фалар встречаются на многих древнегреческих вазах, где изображены верховые или запряженные лошади.
Из древнегреческого языка «фалары», видоизменившись в «фалеры», перебрались на Апеннинский полуостров, где этрускам они стали известны уже в другом значении. В Древнем Риме в IV веке до нашей эры фалеры сначала являлись только знаком принадлежности к занимаемой должности: наряду с золотым кольцом (обручем) их использовали как знаки отличия сенаторской власти. Но вскоре фалеры становятся и военными наградами. Они были известны еще во времена Республики, но тогда ими награждали только конников. Когда Ганнибал захватил римский лагерь при Каннах, то добычу карфагенян составило «серебро, что находилось преимущественно на конских фалерах».
Римские фалеры — это обычно большие и маленькие диски круглой или овальной формы, размером в диаметре от 4 до 7 сантиметров. Они были очень разнообразны по своему оформлению: гладкие и плоские, с шишечками посередине или расходящимися от центра концентрическими кругами. Их изготовляли из самых различных материалов (серебра или бронзы, часто позолоченной), драгоценных или полудрагоценных камней и даже из стекла. Такие награды ученым порой трудно бывает отличить от похожих на них бляшек, украшавших портупею солдат или конскую сбрую. На фалерах делали всевозможные изображения, особенно часто встречаются головы Медузы Горгоны, Марса, Минервы, Юпитера, а также головы сфинкса или льва. Фалеры носили на груди: их полость заполняли смолой и с обратной стороны закрывали медной пластинкой, через которую пропускали проволоку. Проволока образовывала петельки в тех местах, где под прямым углом или по диагонали перекрещивались ремни, проходящие на груди или через плечи.
Особенно храбрые и заслуженные воины имели по нескольку фалер, которые выдавали легионерам не по одной, как медали в современных армиях, а целыми наборами из 5, 7 или 9 штук. Например, в музее города Майнца находится надгробие Кая Люция, знаменосца XIV легиона, и на нем изображены девять фалер вместе с двумя кольцами. В таком же порядке кольца и фалеры расположены на надгробной отеле римского легионера Кая Корнелия, выставленной в висбаденском музее. А в 1858 году в Германии была найдена круглая металлическая коробка, в которой лежало 9 фалер. Их обладателем был Флавий Фест — центурион XI легиона, имя которого было выгравировано на коробке и на одной из фалер с изображением Сатира.
Археологи раскопали множество надгробных памятников в развалинах военных лагерей на Рейне, в Англии, Голландии, Швейцарии и других странах. Изучив их, историки пришли к выводу, что фалеры (а также гривны и запястья) были низшими наградными знаками, которыми поощряли преимущественно солдат. Военачальникам же вручали венки и копья. Римский император Август, стремясь к популярности в широких солдатских массах, охотнее «раздавал фалеры, гривны и всякие золотые и серебряные украшения, нежели почетные венки за взятие стен и валов: на них он был крайне скуп».
История Древнего Рима — это история побед римского оружия. Война была для римлян естественным состоянием, и деревянные двери храма бога Януса, располагавшегося в центре Форума, почти всегда были открыты в знак того, что сам бог выступил на помощь легионерам. Во время триумфов римский народ мог видеть свое войско во всем блеске. В «Истории» Тацита, например, так описывается триумфальное шествие солдат Вителлия во время гражданской войны 69-го года: «Центурионы, сверкая оружием и знаками отличия, шли каждый впереди своей центурии; фалеры и гривны солдат сверкали на солнце».
Менее распространенными были фалеры из стекла, обычно темно-синего цвета. Не все историки считают их наградами. Если при археологических раскопках металлические фалеры обычно попадаются ученым в комплекте, то стеклянные встречаются реже, и чаще всего поодиночке, поэтому в настоящее время их известно чуть более 70 экземпляров. На стеклянных фалерах изображены мужские головы, не встречавшиеся на металлических, причем часто в сопровождении детей. Многие ученые склоняются к мысли, что на стеклянных фалерах изображали императоров и наследных принцев из династии Юлиев-Клавдиев с сыновьями, реже —их жен. Наиболее часто на стеклянных фалерах встречаются изображения императоров Тиберия и Клавдия (иногда с сыновьями), а также полководца Германика — любимца рейнских легионов, который, если бы не его внезапная кончина, стал бы преемником Тиберия.
Немалую роль в римских триумфах играл мирт. Сплетенным из него венком украшали героев за гражданские доблести или за войну без пролития крови. Венок этот назывался «corona ovalis»(от слова «ovus» — овца), так как при возложении его на голову героя обычно приносили в жертву овцу. Первым такую награду получил консул Постум Тубертус, победивший сабинянок. Но когда такой же венок поднесли Марку Крассу за победу над рабами Спартака, тот отклонил эту награду. Красс и не пытался требовать большого триумфа за победу в войне с рабами, но даже и пеший триумф, называемый овацией, который ему предоставили, был сочтен неуместным и унижающим достоинство этого почетного отличия. При таком малом триумфе полководец не ехал по улицам Рима, стоя в колеснице, запряженной четверкой лошадей, в лавровом венке и сопровождаемый звуками труб. Он шел пешком, в сандалиях, в венке из мирта, а сопровождали его флейтисты, так что триумфатор производил не столько боевое, устрашающее, сколько вполне мирное впечатление. К тому же флейта считалась инструментом исключительно мирным, а мирт — любимым растением Афродиты, более всех других богов ненавидевшей насилие и битвы. Однако сенат не был удовлетворен столь ограниченным чествованием Красса и потому разрешил ему, учитывая заслуги в деле спасения отечества, быть увенчанным не миртовым, а лавровым венком.
Наградные венки Рима имели весьма четкую иерархию и внешний вид, установленный правилами. Каждый подвиг должен быть отмечен особым венком, число коих в Римской империи было довольно велико. Вначале венок был лавровый, потом его листья стали делать из золота, и у венка появились другие названия. Золотой венок («corona aurea») получали лишь триумфаторы. За ним шла «сorona obcidionalis», которую сначала плели из цветов и травы, а затем стали изготовлять из золотых цветов и золотой травы. Этой наградой увенчивали тех, кто снял осаду с города или крепости, «сorona ziwika» из дубовых листьев вручали тому, кто в бою спас товарища. Наградой за морские подвиги была «Corona nawalis rostrata», зубцы которой изображали нос корабля. К венкам полагались ленты, которые повышали достоинство награды. Наградные венки не всегда венчали голову героя, иногда их носили на золотой цепи на шее. Вручали их не только полководцам или отдельным воинам, их мог получить целый легион или центурия. В таких случаях сигны воинских частей украшали не одной, а многими наградами. На сигне помещали венки, фалеры и другие знаки отличия легиона, а высшей наградой для него было пурпурное квадратное знамя, свисающее с перекладины шеста, увенчанного римским орлом.
На закате Римской империи стало обычным награждение воинов золотыми шейными цепями за оказанные императорам особые услуги. Например, Иосиф Флавий так писал о награждении императором Веспасианом военачальника Проба: «Совершив уже в звании трибуна во время Сарматской войны при переходе через Дунай много подвигов, он получил в дар при всех, на сходке, четыре копья без наконечников, два венка за взятие валов, один гражданский венок, четыре знамени, два золотых браслета, одну золотую шейную цепь и одну чашу для жертвоприношений в пять фунтов».
У римлян существовало несколько видов обуви: calceus — туфли, закрывающие всю ногу и завязывающиеся спереди ленточкой или шнурком, solea — сандалии, прикрывающие только подошву ноги и прикрепляющися к стопе ремешками, socci — плетёные верёвочные тапочки (их носили актёры, игравшие в комедиях) и др.
Солдатской обувью были caligae — башмаки без носка, на прочной подошве, подбитой гвоздями (печально известный император Калигула получил своё прозвище именно в честь этой обуви). Появляться в публичных местах в открытой обуви считалось дурным тоном .
Женская обувь была в основном белого цвета, мужская — чёрного. В особо торжественных случаях римляне надевали пурпурные или алые туфли, украшенные вышивками и жемчугом. Патриции прикрепляли свою обувь четырьмя ремнями, а плебеи — одним.
Римская культура и искусство достигли наивысшего расцвета только в период императорской власти. Характерна противоречивость, неоднозначность, часто в произведениях одной и той же эпохи грубая простота соседствует с ослепительной помпезностью. Однако римская культура имела свой особый характер, отличающий ее от греческой.
Римляне были людьми расчетливого, ясного и практичного ума, они руководствовались больше разумом, нежели чувством. Римлянам недоставало способности создавать новое, однако чувство прекрасного у них было весьма развито, они имели хороший вкус и разбирались в том, что выбрать и использовать для своих целей.
Обнаруженные во время раскопок Помпеи жилые дома дают возможность познакомиться с рациональным образом жизни римлян, с обстановкой их жилищ, оценить ее красоту. Римский дом со строгостью его планировки и убранства создавал репрезентативные рамки для протекавшей в нем жизни, центром которой была деятельность его хозяина, принимавшего здесь деловых клиентов. Римские дома не были лишены подчас и безвкусной помпезности, на которую парвеню были падки во все времена, их глупые идеи и воплощали в жизнь художники, которые скорее могут быть названы ремесленниками.
Внутреннее оформление жилых домов было очень богатым, полы мраморные или из цветной мозаики, кессонный потолок сохранял формы деревянной конструкции, стены были украшены яркой декоративной росписью, создававшей иллюзию расширения внутреннего пространства узких темных комнат. Эти шедевры известны в истории искусства под названием помпеиских фресок. Широко применялись ковры и драпировка (занавеси в дверных проемах для изоляции помещений и др.).
Роскошному оформлению внутренних помещений соответствовала и мебель, которая в основном была схожа с греческой мебелью эпохи Александра Македонского. В ее производстве участвовали кроме столяров и другие ремесленники. Столярной работой в Риме занимались в основном рабы. Дошедшие до нас изображения дают нам представление о мастерских того времени и производственных процессах. Более точные сведения мы имеем об инструментах благодаря богатым археологическим находкам. По данным Плиния, у римского столяра были почти все используемые в настоящее время ручные инструменты; столярная техника была на высоком уровне. К сожалению, римская мебель имела судьбу, сходную с греческой: вся деревянная мебель погибла, до нас дошли только бронзовые и мраморные памятники.
Существенной новинкой по сравнению с Грецией было использование в римской мебели пластичных украшений (резьба по дереву и металлическая пластика). Для мебели наиболее часто использовалась древесина кедра, туи, оливы, ясеня и клена, для интарсии — самшит, пальма, платан и черное дерево. Декоративное оформление зависело от характера применявшихся инструментов, было много выточенных и изготовленных рубанком элементов мебели.
Основными элементами орнаментики в эпоху Августа были растительные орнаменты, листья аканта, грозди, гирлянды, фрукты. Комбинации цветов, листьев и вьющихся побегов наподобие натюрмортов были строго симметричны и стилизованы. Орнаментика была часто символической и богата аллегориями. Часто встречались изображения зверей, символически используемые фигуры орлов, львов, крылатых хищников или сфинксов, хотя римляне воспринимали эти символы не так серьезно, как жители Востока, и смело использовали их для украшения мебели, особенно ножек и спинок стульев. У римлян впервые в истории стилей мы встречаем осознанную стилизацию. Стремлением к роскоши обусловлено то, что наряду с древесиной применялись и дорогостоящие материалы: бронза, мрамор, золото, серебро, слоновая кость, рог, панцирь черепахи. Часто изделия мебели высекались из мрамора или полностью отливались из бронзы.
К способам декоративного оформления относились резьба, гравировка, роспись, позолота, фанерование, инкрустация. Во внутреннем оформлении жилища помимо столяров принимали участие специалисты по бронзовому литью, токари, граверы, чеканщики, резчики по дереву и слоновой кости. Образцами служили поздние формы греческой мебели, однако в руках римлян они получали более богатое, более декоративное оформление, тщательно прорабатывались даже мелкие детали.
В обиходе были различные типы мебели, отвечающие разнообразным запросам. Что касается мебели для сидения, то здесь почти неизменными оставались табурет, складной стул и кресло. Табуреты без спинки (sella, scamnum, subsellium) были из древесины или бронзы с выточенными ножками, в оформлении которых частично чувствовалось влияние этрусской техники литья из бронзы. Тип складного т. н. курульного (парадного) стула (sella curulis) использовали важные персоны, а курульное императорское кресло (sella imperatoris) — только император. Кафедра, созданная на основе греческого клисмоса, — удобное, однако громоздкое кресло — была «сиденьем для знати». Солиум (solium) — почетный стул для глав аристократических семейств, которые имели свое постоянное место в храмах, купальнях или в таблинуме; их кресла часто были высечены из мрамора, с рельефами и ножками в виде звериных лап. Кресло часто дополнялось скамеечкой для ног (scabellum). Плетеная мебель была известна в Риме еще в III веке н.э., она имела совершенную форму и была прекрасно исполнена.
Среди мебели для сидения следует упомянуть простые, неприхотливой формы скамьи (scamnum) для повседневного пользования. Известна нам и другая форма скамьи: со спинкой и подлокотниками, которая стояла в атрии домов состоятельных людей и предназначалась для того, чтобы пришедшие с улицы могли сесть на нее и смыть пыль с ног. Третья форма скамьи — т. н. bisellium — парадная двухместная скамья без спинки, которой всегда пользовался один человек как знаком почести, возданной ему.
Римляне — как и древние греки — большую часть жизни проводили лёжа, так как не только ели, но зачастую и работали — читали, писали, заключали сделки — лежа. Для этого они применяли различные ложа (lectus tricliniaris). Вокруг круглого обеденного стола устанавливались три ложа, на каждом из которых могли расположиться три человека. Традиционная кровать (lectus cubicularis, lectus genialis), обычно деревянная, богато драпировалась и имела мягкую обивку. Четыре выточенные ножки несли четырехугольную деревянную раму с низким — косым или изогнутым —изголовьем.
Профилированные поперечины, интарсия и бронзовые украшения на раме придавали этой мебели очень эффектный вид. На базе этой мебельной формы возникли носилки, которыми пользовались знатные римляне для передвижения по городу. Эти кресла-носилки в зависимости от состоятельности их владельца были более или менее роскошными.
Стол у римлян играл большую роль и имел различное назначение. Обеденный стол был легкий и подвижный, так как иногда при перемене блюд менялся и стол. Этому назначению лучше всего соответствовал греческий тип стола на трех ножках. Ножки его часто были выполнены из бронзы в виде звериных лап. Греки с присущим им чувством формы делали ножки, которые только заканчивались в форме звериных лап или копыт, верхняя часть оставалась тектонической формы. Римляне же, наоборот, всю ножку стола делали в виде фигуры фантастического животного. Можно было встретить комбинации звериных лап с элементами фигур льва, грифа или сфинксов и листьями аканта. Несмотря на такой способ оформления, общая форма изделий благодаря богатству, гибкости и динамичности очертаний была весьма благородной. Для позднеримских форм характерна прямо-таки барочная перегруженность. Следует упомянуть еще две формы столов: мраморный стол на трех ножках, об оформлении которого уже говорилось, и стол — т. н. gartibulum, — который стоял на почетном месте в атрии, по форме напоминал креденцу и символизировал домашний очаг. Вместо ножек были две боковины из мрамора в виде крылатых львов, богато украшенные резьбой, волютами. На основе этой формы возник один из типов столов итальянского ренессанса.
Шкафов в римском жилище почти не было, они относились к предметам обстановки лавок, что известно нам по многочисленным изображениям. Для хранения же предметов домашнего обихода чаще всего использовали сундуки. К сожалению, о римских сундуках мы знаем немного. Один из видов сундуков — т. н. арка (area); он обычно стоял в атрии, никогда не передвигался, в нем хранились ценные вещи, имевшиеся в доме; сверху сундук полностью обивался железом; это как бы несгораемый шкаф античности.
О других изделиях римской мебели мы почти ничего не знаем. Известно, что римский интерьер украшало множество предметов обстановки из бронзы и железа: канделябры, треножники, столы и другие мелкие бронзовые вещи и приспособления. Оставшиеся в наследство от этрусков основные формы их с большим мастерством были усовершенствованы римлянами.
Римские художники и ремесленники достигли удивительного мастерства в изготовлении мебели. В силу своей практичности они стремились к серьезной, качественной работе. Римляне не обладали таким прирожденным утонченным вкусом, как греки. Вместо простоты и ясности греческих форм часто можно видеть вычурность декора. Однако римское прикладное искусство, несмотря на свои явные недостатки, создало большие ценности. В мебели господствовал эклектизм, заимствовалось все, что можно было приспособить к господствующим вкусам. Римляне почти ничего не добавили к перенятым у греков основным формам, гораздо больше внимания уделяли они богатому, помпезному оформлению.
Римским искусством заканчивается история античного искусства. Но в последующие столетия достижения римского искусства вновь и вновь оказывали свое влияние, особенно в эпоху классицизма, и в настоящее время они все еще могут служить примером для подражания. Римляне оставили свой след в истории мировой культуры, в том числе и в истории мебельного дизайна. Всплеск римского влияния приходится не на эпоху развития Византии, прямо унаследовавшей традиции Древнего Рима, а на Францию эпохи Наполеона. Стиль ампир (от фр. empire – империя) зародился здесь после буржуазной революции в результате повального увлечения древностью, которое было во многом вызвано новым нарождавшимся общественным порядком в противовес старому королевскому режиму. В 1801 году архитекторы Ш. Персье и П.-Ф.Фонтен, чьи творения считались «последним словом изящества и проявлением хорошего вкуса обладателя», издали (и в 1812 году переиздали) собрание своих проектов обстановки жилищ. С тех пор французская знать стала устраивать свои жилища на греко-римский лад.
Стиль ампир отличался от предшествовавшего ему стиля Людовика XVI тем, что он перенёс непосредственно на мебель античные, и особенно римские, архитектурные формы: колонны, пилястры, консоли, карнизы и фризы. Всё это стало использоваться… для деления передних сторон шкафов и комодов. Опорные части столов, кресел, стульев, диванов начали изготавливать в виде античных герм, сфинксов, грифонов и львиных лап. Такая мебель выглядела массивно, очертания её были прямоугольны, замкнуты. Иногда вся передняя часть комода делалась из одной доски, распиленной по линии ящиков, вследствие чего сохранялся общий рисунок и расположение струй и слоёв дерева. Поэтому особое значение приобрела самая фактура материала, скрытая в предшествовавших стилях за массой резных украшений. Наибольшей популярностью пользовалось тёмное красное дерево. Его гладкую поверхность украшали бронзой, золочённой через огонь, со строго симметричными узорами. Лишь отдельные детали покрывали резьбой. Ножки часто изготавливали в форме лап животных. Иногда совершенно неожиданно из этих лап «вырастали» фигуры лебедей, львов или сфинксов. Косяками шкафов и комодов служили античные колонны с бронзовыми золочёными базой и капителью или отдельные фигуры крылатых ник. Передние ножки кресел часто крепились прямо к подлокотникам; если же они заканчивались около сидения, то подлокотники поддерживали резные львы, грифоны, лебеди или колонны, или массивные завитки. Кресла, как и вообще вся мебель для сидения, были жёсткими.
Если свободно возникший классицизм в своих идеалах ориентировался на демократические Афины и греческую древность, то французским художникам было строго приказано брать за основу формы римского искусства.
Во времена древнеримской цивилизации, в эпоху Республики, украшения не имели особого значения. Строгие законы запрещали демонстрировать роскошь, поэтому серьги, кольца серебряные надевали по случаю. В обиходе пользовались только необходимыми предметами – булавки, застежки, пряжки.
Украшения носили, как женщины, так и мужчины. Перстень с печаткой – это единственное украшение, которое носили мужчины в этот период. Это символ принадлежности к сословию, с его помощью ставили печати. Успешные завоевания Римской Империи наложили свой отпечаток на развитие ювелирного дела. Расслабился моральный облик общества. Настала эпоха Империи. Мужчины и женщины стали свободно демонстрировать свои драгоценности. Украшения стали изготавливать из более дорогих металлов – золота, серебра и их сплавов. Кольца, серьги серебряные украшали драгоценными и полудрагоценными камнями. Разнообразию украшений для римлянок можно только позавидовать. Они подчеркивали социальный статус женщины, ее положение.
Аксессуары из драгоценных металлов могли позволить себе представительницы аристократии. Очень высоко ценился жемчуг – «слезы нимф». Простолюдинки пользовались дешевыми украшениями из стекла и простых металлов. Серьги, серебряные кольца, золотые цепочки с кулонами, ожерелья из жемчуга, браслеты, гребни из слоновой кости, булавки, шпильки, фибулы, медальоны стали настоящими произведениями искусства.
В ходу были и ожерелья с кулонами или без, браслеты, в том числе и надевавшиеся на плечо (spintera). Плиний упоминает так же цепочки на бёдра. Кроме того, застежки для одежды могли сами по себе являться украшениями.
Ювелиры Римской Империи предавали своим изделиям невообразимые формы – фигурки зверей, людей, скульптурных групп. Во времена Империи стало модно носить на одном пальце несколько колец или несколько сережек в одном ухе. Браслеты носили на запястье руки, выше локтя в виде змейки, на щиколотке. Цепочки носили на талии. Кроме эстетического значения украшения имели еще и сакральное – служили амулетом или оберегом. Считались основным приданым к свадьбе, использовались в качестве валюты при торговле товаром.
Гай Песценний Нигер Юст родился в италийской всаднической семье в 135 году или в 140 году в южном итальянском городке Аквин. Его отцом был Анний Фуск, матерью Лампридия, а дедом — попечитель Аквина. Автор биографии Нигера говорит, что родители Нигера, возможно, не были выходцами из знатных родов.
В начале правления Марка Аврелия он принимал участие в боях с маркоманнами на дунайской границе. Примерно в тот же период Песценний Нигер был назначен префектом вспомогательной когорты. При сыне Марка Аврелия Коммоде будущий император занимал должность военного трибуна, а затем был переведён в Дакию, где прославился успешной войной против сарматских племён вместе с Децимом Клодием Альбином (также будущим императором). Тот факт, что два человека в ранге преторов вместе участвовали в походе, наводит на мысль, что они были командирами гарнизона Дакии, который состояла из V Македонского и XIII Парного легионов. За эту заслугу Коммод возвёл Песценния Нигера в ранг сенатор (по некоторым данным, Нигер некоторое время даже был наместником провинции Дакия).
При нормальных обстоятельствах это назначение являлось венцом карьеры. Однако обстоятельства сложились по-другому. Ситуация в Риме постепенно ухудшалась. Император Коммод вел что-то вроде войны против сената и пытался повысить свою популярность, которая уменьшилась после большого пожара, выходя на арену Колизея в качестве гладиатора и представляя себя как римского Геркулеса. Хотя римляне уже привыкли к экстравагантным выходкам императора, несколько придворных решили, что правление Коммода должно быть прекращено.
Несколько надежных людей уже были назначены на ключевые посты (возможно, Песценний Нигер относился к их числу). В ночь с 31 декабря 192 года на 1 января 193 года заговорщики решили ударить. Они убили императора и возвели старого консуляра Пертинакса на престол. Переворот оказался бескровным.
Однако вскоре Пертинакс был убит преторианцами. На этот раз у них не было какого-то конкретного кандидата. Солдаты были просто рассержены политикой принцепса. Но двое человек считались наиболее подходящими: тесть Пертинакса, префект города Рима Тит Флавий Сульпициан и военачальник Дидий Юлиан. Последний предложил преторианцам больше денег, чем его соперник, и они провозгласили его императором.
Среди простого римского населения вспыхнул бунт с целью возведения Песценния Нигера на престол. Ходила молва, что после подавления мятежа Дидий Юлиан отправлял в Сирию центуриона Аквилия с приказом убить Нигера, но его затея окончилась неудачей. Узнав о ходивших слухах, Песценний Нигер решил позволить провозгласить себя императором сирийским легионам, что и произошло в конце апреля 193 года. Он принял прозвище Юста, которое показывало, что ему благоволит Юстиция (в греческой мифологии Астрея) — богиня справедливости. Справедливость стала девизом правления Нигера. Нигер созвал воинов в определённый день, за которыми пришёл и народ, и выступил с речью. Историк Геродиан свидетельствует, что после речи Песценния Нигера перед населением Антиохии тотчас все воины и собравшиеся жители провозгласили его императором. Они накинули на него императорскую порфиру и наскоро собрали остальные знаки отличия принцепса. Затем народ отвёл Нигера «с преднесением факела в храмы Антиохии» и сопроводил новоявленного императора к его дому. Отныне этот дом стал считаться не частным жилищем, а императорским дворцом, и был украшен снаружи всеми императорскими символами.
Позже пропаганда императора Септимия Севера утверждала, что Нигер был первым, кто восстал против власти Дидия Юлиана, однако это была неправда, поскольку сам Север был провозглашён императором ещё 9 апреля (тем самым Север хотел показать, что Нигер первым восстал против официальной власти). Хотя Песценний Нигер отправил своих послов в Рим, чтобы объявить о своих претензиях на престол, его посланники были перехвачены солдатами Севера. По причине того, что Нигер нашёл серьёзную поддержку во всех восточных провинциях, Септимий Север из Паннонии двинулся с армией на Рим, в который он вошёл после убийства Дидия Юлиана в июне 193 года.
Сразу после захвата Рима Септимий Север заключил со своим соперником Клодием Альбином союз, усыновил его и провозгласил цезарем. Альбин понимал, что со своей армией (а у него под контролем было всего лишь три легиона) он не сможет противостоять лояльным Северу войскам (около двенадцати легионов). Также Септимий Север не терял время впустую после захвата Рима и отдал приказ назначенному им префекту стражей Гаю Фульвию Плавтиану арестовать детей Нигера и держать их в качестве заложников. Кроме того, один легион был послан во Фракию, чтобы воспрепятствовать возможной переправе восточной армии через Босфорский пролив. Тем временем Нигер был занят обеспечением поддержки всех азиатских наместников, ставших на его сторону, в том числе и уважаемого проконсула Азии, Азеллия Эмилиана, который со своим отрядом занял Византий от имени Нигера. Парфянский царь Вологез IV, симпатизировавший Нигеру, выслал ему из Хатры подкрепление для войны с соперниками. Стоявший в Египте II Неустрашимый Траянов легион перешёл на сторону Нигера, в связи с чем Север перебросил на границу с этой провинцией часть своих войск для наблюдения за действиями армии врага.
Хотя восточные земли обладали огромными богатствами (особенно Сирия, имевшая большое значение для империи), их военные ресурсы были хуже западных. Различие наблюдалось в количественной разнице армий: Север мог призвать под своё начало шестнадцать европейских легионов, бывших в его распоряжении, а Песценний Нигер обладал контролем всего лишь над шестью: три в Сирии, два в Каменистой Аравии и один находился в коммагенском городе Мелитена. Поэтому Песценний Нигер стал действовать решительно и, надеясь на успех, послал войско во Фракию, где у города Перинфа оно одержало победу над частью армии Севера под начальством консула-суффекта Луция Фабия Цилона. Дальше армия не двинулась, потому что Нигер не смог обеспечить дальнейшее наступление.
В связи с этим поражением Север осенью 193 года выступил с армией из Рима на восток, послав вперёд с отрядом его военачальника Тиберия Клавдия Кандида. Кроме того, он снарядил большой морской флот и включил в него италийские корабли, которые впоследствии принимали участие в осаде Византия. Песценний Нигер, сделав Византий своей ставкой, дал Азеллию Эмилиану важную задачу — защитить от вторжения западных легионов южное побережье Мраморного моря. Когда Септимий Север подошёл к городу, он предложил Нигеру добровольно сдаться и отправиться в добровольное изгнание, однако Нигер отказался, решив довериться результату решающей битвы. Тогда Север осадил Византий, взятие которого состоялось лишь спустя три года. Осенью того же года Кандид встретился со сторонником Нигера Эмилианом в битве у Кизика, в результате которой армия Кандида одержала победу, захватив и убив Эмилиана. Из-за осады Византия Нигер был вынужден отступить к лояльному ему малоазиатскому городу Никее. На сторону Севера тем временем перешла Никомедия, а в конце 193 — начале 194 года между вражескими войсками произошла битва, в результате которой по свидетельству Геродиана армия Севера одержала победу с небольшими потерями.
После этого император бежал в Антиохию, где спешно набрал новую армию из городской молодёжи. В то время поддержка его власти в азиатских провинциях начала резко уменьшаться. В некоторых сирийских городах, в частности Лаодикее и Тире, ранее бывших лояльными к нему, решили, что пришло время предать императора и перейти на сторону Септимия Севера. Там приверженцы Нигера были жестоко убиты, а многие легионеры спаслись в Парфии, где они стали строителями, кузнецами, крестьянами. К 13 февраля 194 года наместник Египта объявил о своём переходе на сторону Севера (данный факт известен из папируса), его примеру последовал и легат Каменистой Аравии, тем самым уменьшая шансы Нигера на победу в гражданской войне, так как были потеряны самые богатые восточные провинции. Затем Септимий Север заменил военачальника Клавдия Кандида на своего давнего друга и проконсула Африки Публия Корнелия Ануллина. Песценний Нигер встретился с армией Ануллина около Исса весной (возможно, 31 марта) 194 года), где после долгого и тяжёлого сражения Нигер потерпел сокрушительное поражение из-за плохо обученного войска.
Восточная армия потеряла около 20 тысяч человек. Сам же Песценний Нигер остался в живых после сражения. Мнения античных авторов относительно обстоятельств его смерти расходятся: Элий Спартиан в биографии Нигера сообщает, что император был ранен во время сражения и в тяжёлом состоянии был доставлен к Северу, после чего тут же скончался, а Геродиан — что Песценний был убит в пригороде Антиохии; однако по распространённой версии Нигер был убит во время переправы через Евфрат, когда он намеревался бежать в Парфию. Голова убитого императора была доставлена в Рим. После победы на востоке Север приказал казнить всех сторонников Нигера. Жена и дети Нигера были убиты, а все его имения конфискованы. Историки замечали, что имя Нигера (что означает «чёрный») было противоположностью имени Клодия Альбина (Альбин означает «белый»). По свидетельству «Истории Августов» Песценний получил прозвище Нигер за сильно загорелую шею.
О предках Дидия Юлиана известно не слишком много, причём вся информация на эту тему восходит к одному источнику — «Истории Августов». Дидии принадлежали к галльскому племени инсубров, жившему в Транспаданской Галлии, вокруг Медиолана, и получившему римское гражданство в 49 году до н. э. Его отца звали Петроний Дидий Север, и, возможно, именно он упоминается в одной латинской надписи (CIL VI 2010a 24). Матерью императора была Клара Эмилия, происходившая из Африки, из Гадруметской колонии. Впрочем, в историографии звучит мнение, что африканские корни Дидия Юлиана — вымысел, целью которого было скомпрометировать память об императоре; в действительности Клара Эмилия могла быть связана по рождению с той же Транспаданией (точнее — с городом Бриксия) и с римской аристократией.
Элий Спартиан утверждает, что прадедом Дидия Юлиана был Публий Сальвий Юлиан, дважды консул, префект Рима и выдающийся юрист. Однако исследователи констатируют, что между двумя Юлианами скорее одно поколение, чем три, и Сальвий Юлиан мог приходиться Дидию Юлиану родным дядей по материнской линии. Существует гипотеза, согласно которой Спартиан спутал Сальвия Юлиана с другим видным политиком, тоже дважды консулом, занимавшим должность префекта. Это Луций Катилий Север Юлиан Клавдий Регин, прадед императора Марка Аврелия со стороны матери. В этом случае Дидий Юлиан приходился Марку довольно близким родствеником — троюродным братом, что объясняет некоторые особенности его карьеры. В целом источники называют Дидия Юлиана человеком знатным или даже «очень знатным», имея при этом в виду главным образом его предков по материнской линии. У Дидия Юлиана было двое братьев: Дидий Прокул и Нуммий Альбин. Разнообразие имён может быть связано с тем, что Нуммия отдали на усыновление в другую семью; о судьбе Альбина и Прокула ничего не известно.
Исходя из сообщения Диона Кассия о том, что Дидий Юлиан прожил шестьдесят лет, четыре месяца и четыре дня, исследователи определили, что будущий император родился 29 января 133 года. Его детство и юность, согласно Элию Спартиану, прошли в доме Домиции Луциллы, матери императора Марка Аврелия (последний уже в 139 году был усыновлён Антонином Пием и стал одним из двух официальных наследников его власти). С точки зрения хронологии это звучит правдоподобно. Такая связь Юлиана с императорской семьёй — аргумент в пользу существования какого-то родства. Покровительство Домиции Луциллы очень помогло Дидию в его карьере. Пройдя около 151 года вигинтивират (коллегию двадцати) и около 153 года военный трибунат (последний упоминается только в одной надписи), он получил должность квестора прежде, чем достиг необходимого возраста, — то есть до 158 года, ещё при жизни Антонина Пия. Одна из предположительных датировок — 156 год. Затем Дидий Юлиан был эдилом (не раньше 161 года) и претором (не раньше 162 года). К тому времени императором стал Марк Аврелий, «ходатайству» которого, по словам Элия Спартиана, Дидий был обязан этими магистратурами. В последующие годы Юлиан был легатом с полномочиями проконсула в Ахайе (около 165 года) и Африке (около 167/168 года).
Три года Дидий Юлиан был наместником Белгики. В этом качестве он хорошо проявил себя как полководец: отразил набег германского племени хавков из-за Рейна и разбил хаттов. Это произошло приблизительно около 170 года. За победы Марк Аврелий удостоил Дидия консулатом на 175 год, причём другим консулом этого года стал Публий Гельвий Пертинакс, ещё один будущий император. Позже Дидий стал наместником Далмации, где ему опять пришлось вести боевые действия. По одной версии, это были варварские народы, поселённые Марком Аврелием в Мёзии, которые сочли обстановку, сложившуюся во время Второй Маркоманской войны, удобной для набегов; по другой, речь должна идти о разросшихся в условиях войны разбойничьих бандах, которые переходили из одной провинции в другую. В 181 или 182 году новый император, Коммод, назначил его наместником Нижней Германии, где он стал преемником Сальвия Юлиана. Затем Дидий был переведён в Италию и получил в своё ведение «попечение о государственных выдачах» (curia alimentorum). в столице, он оказался замешанным в придворных интригах и, в частности, был вовлечён в заговор Луциллы, сестры императора. Последняя была сослана, а всех видных заговорщиков казнили; в числе погибших был и Сальвий Юлиан, тогда как Дидий Юлиан отделался ссылкой в родной город — Медиолан. Не позже, чем через два-три года его карьера возобновилась: он стал наместником Вифинии и Понта, а потом — во второй раз проконсулом Африки (до него этой провинцией управлял Пертинакс). Второе наместничество датируют предположительно 189 или 190 годом. Находясь в Африке, Дидий Юлиан оправдал обвинённого в прелюбодеянии Луция Септимия Севера, ещё одного будущего императора.
В начале 190-х годов в Римской империи начался глубокий политический кризис. Коммод настроил против себя высшие слои общества репрессиями и экстравагантным поведением, а потому 31 декабря 192 года он был убит заговорщиками. Высшую власть получил Публий Гельвий Пертинакс, но и он оказался непопулярным правителем. Спустя всего 87 дней его убили преторианцы. В Риме воцарилось безвластие: гвардейцы, запершись в своём лагере, пообещали «вручить власть тому, кто даст больше денег, и с помощью оружия беспрепятственно провести его в императорский дворец». На тот момент, 28 марта 193 года, Дидий Юлиан жил в Риме как частное лицо. Во время одного пира сотрапезники (предположительно среди них были преторианские трибуны Векций Апер и Публиций Флориан) убедили его предложить гвардии свою кандидатуру. Дидий отправился к преторианскому лагерю; там уже находился тесть Пертинакса Тит Флавий Сульпициан, державший речь перед солдатами. Состоялся полноценный аукцион. Сульпициан предложил за власть для себя 5000 драхм. Однако Дидий Юлиан, предложив 6250 драхм, выиграл аукцион. Преторианцы провели новоиспечённого правителя к телу Пертинакса. Именно так Дидий Юлиан и стал двадцатым римским императором.
Народ и знать очень сильно не любили правителя. Все они ждали, пока Дидий Юлиан погибнет, и проклинали его. Ненависть к императору дошла до такой степени, что сразу в 3 странах под предводительством 3 полководцев-Септимия Севера,Клодия Альбина и Песценния Нигера начали восстание против него. Однако именно Септимий Север отличился в этом. Когда его войско подходило к Риму, Дидий Юлиан и его соратники начали тревожиться. Изначально преторианцы также были за него. Дидий Юлиан пытался пойти на переговоры с лидерами восстаний, но тщетно. В конце концов Септимий Север достиг Рима и предложил преторианцам сделку. Он простит им убийство Пертинакса, если они выдадут ему Дидия Юлиана. Преторианцы заявили в Сенате, что не будут поддерживать императора. Сами же сенаторы предложили Септимию Северу императорский сан. После этого сенаторы послали вооружённых людей убить Дидия Юлиана. Этим и закончилось 66 дневное правление Дидия Юлиана.
1 вероятно вот такой Коммод Commodus AR Denarius. Rome Mint 191-192 AD. Obverse: L AEL AVREL COMM AVG P FEL, laureate head right. Reverse: P M TR P XVII IMP VIII COS VII P P, Victory advancing left holding wreath and palm; star left. RIC III: 237, RSC II 568 Scarce не уверен, очень трудно разобрать
2 может быть Марк Аврелий Obv. Illegible legend, Laureate head right. Rev. Illegible legend, "Providentia" standing left, holding cornucopiae and globe (?). For a possible prototype cf. RIC 51. и снова таки не убежден
Максимин I Фракиец был родом из фракийского посёлка, на границе с варварами; варварами же были его родители: отец по имени Микка происходил из племени готов, а мать по имени Абаба — из племени аланов. Говорят, он люто стеснялся своего происхождения. И напрасно. Его противник, Гордиан I Африканский, тоже был болгарином.
Как минимум, с материнской стороны
upd: Минусы мне потому что забыл написать "шутка" или поставить смайл? Точно, нет мне за это прощения
История из жизни. Тогда сыну было года полтора, из животных он видел только кошек-собак и белок за окном, на лужайке. Учили мы его здороваться: смотри, белочка! Скажи, "здравствуй, белочка". У ребенка прочно отложилось в голове белочка = нечто рыжее. Однажды повели его в зоопарк и там в обезьянике, спиной к нам сидел огромный, плечистый, [I]рыжий[/I] орангутанг. У ребенка случилась дрожь в коленях: "Это белочка?! Здравствуй, беелочкаа.."
Публий Гельвий Пертинакс родился в Лигурии в 126 г. Его отец, Гельвий Сукцесс, был вольноотпущенником. Он назвал сына Пертинаксом, дабы почтить таким образом собственное упорство в торговле лесом. После обучения в школе Пертинакс поступил в армию, поднялся до командирских должностей и командовал полками в Сирии, Британии и Мезии. Затем на время вернулся к гражданской жизни и, вступив в сословие всадников, служил прокуратором сначала (в 168 г.) в Италии, где занимался раздачами пособий беднякам на Виа Эмилия, а позднее — в Дакии. Впоследствии его вновь направили в армию в качестве командира группы легионов в Паннонии: он участвовал в походе Марка Аврелия против нарушивших границу германцев. Возвышенный до положения сенатора и получивший пост претора, Пертинакс избирался консулом в 174 или 175 г., участвовал в подавлении восстания Авидия Кассия в Сирии, был наместником Верхней и Нижней Мезии, Дакии и Сирии.
При Коммоде он впал в немилость из-за того, что близко знал участников заговора 182 г., но избежал отставки и в 185—187 гг. был направлен в Британию на усмирение мятежных армий. В 188 г. Пертинакс прибыл в Африку в качестве проконсула, а впоследствии (в период кризиса) стал городским префектом Рима и (в 192 году) вновь получил полномочия консула. Вряд ли Пертинакс не знал о заговоре, приведшем к убийству Коммода в последнюю ночь того года, ибо после этого Лет, префект претория, предложил ему занять трон, и он поспешил в казармы преторианцев, пообещал крупное вознаграждение гвардейцам, и они немедленно провозгласили его императором. Еще не настало утро, а Пертинакс уже предстал перед сенатом, где (по утверждению одного из сенаторов, Диона Кассия) его ждал теплый прием.
Пертинакс проявил к сенаторам уважение и учтивость и “вообще был доступен, с готовностью выслушивал каждого и мнение свое высказывал в вежливой форме”. Отвергая намеки на то, что в достаточно преклонном возрасте страстно рвется к императорскому пурпуру, он отказался и от предложения сената присвоить его супруге, Флавии Тициане (дочери городского префекта Тита Флавия Сульпициана) титул Августы и возвести его сына, Пертинакса Младшего, в ранг Цезаря. Впрочем, надписи на монетах, выпущенных в Египте, свидетельствуют о том, что в провинциях эти заявления всерьез не воспринимались.
На римских же монетах той поры отчеканен новый вид посвящения: “Похвальное Благочестие”, Bona Mens (MENTI LAVDANDAE). Предпринятые Пертинаксом шаги по наведению порядка в финансовой области, хотя и необходимые после излишеств Коммода, неизбежно стали непопулярными. Распродажа огромных приобретений предыдущего императора была вполне понятной мерой, но основное направление политики Пертинакса на жесткую экономию привела к отказу от общепринятых жизненных стандартов, тогда как неприязненно настроенные люди отмечали, что сам он каким-то образом разбогател. Рассказывали, что до восшествия на трон он с невероятной алчностью торговал назначениями на государственные и военные должности.
Вскоре Пертинакс лишился поддержки преторианцев, потому что заплатил им лишь половину обещанного вознаграждения. Поскольку он время от времени покидал Рим, неудивительно, что возник заговор с целью возведения на трон одного из консулов, Квинта Сосия Фалькона. Пертинакс возвратился вовремя, чтобы предотвратить признание Фалькона сенатом, но недовольство среди преторианцев вспыхнуло с новой силой, так как несколько их соратников было казнено за соучастие в заговоре. Наконец, 28 марта группа солдат ворвалась во дворец, тогда как префект претория Лет, хотя и получил от Пертинакса приказ противостоять нападавшим, покинул дворец и удалился домой, поскольку именно он, разочарованный отказом Пертинакса следовать его советам, спровоцировал враждебные действия солдат. Когда они ворвались во внутренние покои дворца, император вышел к ним в сопровождении управляющего двором Эклекта и произнес пространную речь. Однако представитель солдат, некто Таусиз, стражник личной охраны императора, метнул в Пертинакса свой дротик, пронзив его грудь насквозь. Эклект заколол двоих нападавших и сам погиб. Затем солдаты прошагали по улицам Рима, показывая горожанам отрезанную голову правителя, которого сами возвели на трон восемьдесят семь дней назад.
“Пертинакс был старым человеком с внешностью, внушающей уважение, с длинной бородой и зачесанными назад волосами. Фигура скорее полная, с заметным животом, но в целом — с достойной императора статью Он не отличался ораторскими способностями. Пертинакс был скорее обаятельным, чем добрым, но его никогда не считали откровенным. Любезный в беседе, он на самом деле отличался скупостью до такой степени, что на его пирах, устраиваемых для знатных сограждан, подавались половинные порции салата. Даже став императором, он посылал кому-нибудь угощение, ограничиваясь остатками со стола, куском рубца или, изредка, куриными ножками”.
Будучи сенатором, Дион Кассий дал вполне объективную общую оценку его короткого правления: “Пертинакс был страшен в сражении и практичен в мирное время... Когда ему выпало править судьбами мира, он ни в чем не изменился... Он сразу привел в порядок все, что выходило за рамки разумного, проявил не только гуманность и последовательность в защите интересов Империи, но и заботился о наиболее экономном управлении, уделяя при этом наибольшее внимание общественному благосостоянию... Однако он взялся восстановить все в одно мгновение... Хотя Пертинакс обладал огромным практическим опытом, он не смог осознать, что в одиночку все сразу сделать невозможно, что для восстановления целого государства требуются время и мудрость”
Впоследствии Септимий Север произвел причисление Пертинакса к римским богам.
Марк Аврелий не сделал наследником престола путём усыновления достойнейшего из римских юношей (как это произошло в своё время с ним самим), а передал трон родному сыну Коммоду. Он думал, что учение и благой личный пример отца-философа пересилят в Коммоде недостойные врожденные качества, хотя образ жизни Фаустины, матери его сына, ясно показывал ему, что страсти имеют над чувственными людьми больше силы, чем разумные и добродетельные внушения.
В момент смерти отца Коммод находился вместе с ним на театре маркоманской войны. Но, желая скорее вернуться к наслаждениям столичной жизни, он поспешил кончить длившуюся уже много лет утомительную войну с германцами невыгодными для Рима договорами, которые показали «варварам» слабость дунайской границы империи. Условия этих договоров не известны нам подробно. Мы знаем только, что Коммод отказался от отцовских планов создания за Дунаем двух новых провинций – Маркомании и Сарматии. Римляне покинули укрепления, построенные ими за Дунаем, а германские племена обещались возвратить пленных, выдать дезертиров и посылать вспомогательные отряды в римское войско. Коммод обязался давать им за это ежегодное вознаграждение: множество германцев получило земли в разных местностях империи.
[SIZE=2]Марк Аврелий перед смертью передаёт власть Коммоду. Э. Делакруа, 1844[/SIZE]
Основанием германских поселений в римской империи Коммод проложил пути вторжениям в нее варварских племен; притом в самом войске империи стало с этой поры служить очень много германцев. Варвары, поселившиеся в римских владениях, нескоро утратили сочувствие к своим соплеменникам; это облегчало успех германских нападений на империю. Еще при Марке Аврелии обнаружилось, каковы были чувства переселяемых в империю германцев. По одному из прежних его договоров была основана в Италии, близ Равенны, германская колония. Услышав о возобновлении войны маркоманами, эти колонисты задумали овладеть Равенной. Попытка не удалась, и они были расселены по разным другим местностям. Теперь Коммод дал варварам новые опорные пункты в империи для нападения на нее. Это имело гибельные последствия.
Коммод был стройный человек высокого роста, красавец лицом, был одарен очень большою физическою силой, и был первый «порфирородный» (Porphyrogenetus) император: Марк Аврелий уже был государем, когда он родился. В первые три года Коммод не обагрял своих рук в крови, потому что от природы был не столько зол, сколько слаб и боязлив, и в начале слушался благоразумных советников, которыми окружил его отец. Когда они были вытеснены товарищами его разврата, и новые советники, воспользовавшись опасностью, какой подвергся он, овладели его доверием, Коммод стал действовать жестоко и, привыкая в распутстве к свирепости, дошел до кровожадности. В начале своего правления он отверг предателя, хотевшего купить себе безнаказанность доносом на соумышленников: секретарь и поверенный всех тайн Авидия Кассия просил свидания с императором. Коммод не допустил его к себе и, не читая, сжег документы, выданные им. Но впоследствии Коммод так поощрял доносы и шпионства, что в Риме исчезло доверие между людьми, стали владычествовать подозрительность и ужас, замерли последние остатки гражданских доблестей.
Несчастный случай, который произвел гибельную перемену в образе действий Коммода, был следующий. Однажды вечером (183 г.) император шел из амфитеатра; в темном, узком портике убийца, подстерегавший его, бросился на него с обнаженным мечом, воскликнув: «Это посылает тебе сенат!» Прежде, чем убийца мог нанести удар, он был схвачен телохранителями Коммода, и сознался, что был подослан убить императора его сестрою Луциллой.
Этот случай произвел неизгладимое впечатление на робкого и подозрительного императора. В ушах Коммода постоянно звенели слова, сказанные убийцей, и он видел смертельных врагов во всех сенаторах, во всех людях, возвышавшихся над толпою знатностью или богатством. Доносчики, почти совершенно исчезнувшие из Рима при Антонине Пии и Марке Аврелии, снова занялись своим ремеслом, запугивали трусливого императора выдуманными опасностями и заговорами, преследовали фальшивыми обвинениями всех уважаемых обществом людей. Все, что дает почетное положение в обществе, было преступлением. Богатство возбуждало усердие доносчиков, потому что часть добычи доставалась им; честная жизнь была немым порицанием разврата Коммода, заслуги, оказанные государству, были доказательствами ума и энергии, опасных императору; кто пользовался доверием отца, те все были ненавистны сыну. Подозрение равнялось улике, обвинение было осуждением на смерть.
По характеру, Коммод походил на Домициана, жил подобно ему, подобно ему и был убит. Его распутство и его злодейства увеличивались с каждым годом, росла и ненависть к нему. Император знал, что его ненавидят и, чем более трусил, тем свирепее становился. Жертвами смертоносной подозрительности кровожадного труса были не только люди консульского и сенаторского сана, в особенности все те, которые находились в родстве с Антонинами, хотя бы и дальнем; должны были трепетать за свою жизнь и сами исполнители злодейских приказаний Коммода, товарищи его распутства, даже его любовницы.
Говорят, что Марция, которой он велел оказывать почти такие же почести, как если б она была его женой, нашла однажды ночью на постели Коммода записную дощечку, где, в числе других обреченных на смерть людей, были имена её самой, Эклекта, сановника, заведовавшего дворцом, Лета, префекта преторианцев. Она сообщила им об этом, и они вместе с нею решили отвратить от себя гибель, убив Коммода. Яд, данный императору Марцией, действовал недостаточно быстро, так как Коммод был очень крепкого здоровья, a потому они позвали гладиатора Нарцисса ускорить его смерть.
Преторианцам объявили, что Коммод умер от апоплексического удара, и они радостно приветствовали нового императора Пертинакса, который обещал им подарки. Сенат приветствовал весть об убийстве Коммода криками радости и проклятиями в адрес убитого врага государства, тирана, гладиатора, бравшего деньги за свое публичное фехтованье. Сенат постановил, что память Коммода предается вечному бесчестию, что статуи его должны быть низвергнуты, что тело его должно быть оттащено крюками, в ту загородку цирка, куда таскали с арены трупы убитых гладиаторов и зверей. С сожалением сенаторы узнали, что последнего решения исполнить нельзя, ибо дворцовые слуги уже наскоро похоронили бывшего императора.
[QUOTE]Boris GodonEarth пишет: Конечно настоящая Настоящий болгарский давленый рестрайк монеты Гордиана I Африканского: [/QUOTE] Ахахаах)) Ну что-то такое я и предполагал)
Определение. Кто это и настоящая ли монета вообще?
Марк Аврелий очень любил свою мать, Домицию Луциллу. О ней он неоднократно вспоминает в «Размышлениях», и всегда с огромным уважением. Поэтому и к имени второй своей дочери он присоединил ее прозвище – Луцилла. Первая его дочь звалась по матери Фаустиной, но она умерла еще ребенком. Свою бабку Луцилла могла видеть лишь в самом раннем детстве – она умерла довольно рано, около 155 г.
После смерти Антонина Пия в 161 г. власть перешла к его приемным сыновьям – Марку Аврелию и Луцию Веру. Тогда же было решено, что для укрепления родственных связей между ними Луций Вер обручится с Луциллой, которой в тот момент было 12 или 13 лет. Торжественное событие отметили очень разумно – созданием нового фонда поддержки мальчиков и девочек из бедных семей, названного именами императоров. Вскоре после этого, весной 161 г., Вер выехал на восток, чтобы задержать наступление парфян. С этой задачей успешно справились его полководцы, так как сам Вер в основном проводил время в Сирии, предаваясь разнообразным утехам. Широко известна была его связь с девушкой по имени Пантея и с мальчиком Пергамоном. Поскольку дела могли выйти из-под контроля, а Луцилла тем временем подросла, достигнув необходимого для замужества возраста 15 лет, император Марк Аврелий отправил ее на восток, чтобы там и справить свадьбу. В 166 г. после заключения мирного договора с парфянами Вер и Луцилла возвратились в Рим. В том же году, еще до наступления сентября, Луцилла родила своего первого ребенка – девочку, имя которой нам не известно. По этому поводу были выпущены монеты с надписью Junoni Lucinae – то есть посвященные покровительнице родов Юноне. Сохранилась также копия надписи, гласившей, что казначей коллегии городских сторожей выделил деньги на возведение этой богине алтаря во здравие обоих императоров и Луциллы.
Вскоре после этого возникла угроза нападения германских племен, и оба императора, а также, как можно предположить, и их супруги, отправились сначала в окрестности Аквилеи, а затем за Альпы, на берега Дуная. Возможно, что они покинули столицу (о чем Луций Вер очень сожалел) еще и по причине бушевавшей в городе эпидемии, привезенной вернувшимися с востока войсками. После отражения нападений варваров Луций Вер рвался поскорее вернуться в Рим. Оба императора отправились в путь на юг в конце 168 г. Они задержались на какое-то время в Аквилее, а в начале следующего года отправились дальше. Однако во время путешествия с Луцием Вером случился апоплексический удар.
Итак, едва достигнув 20 лет, Луцилла уже осталась вдовой. Как это обычно бывает в случае чьей- то внезапной смерти, о причинах и обстоятельствах кончины Вера поползли слухи – один чуднее другого. Рассказывали, что этот распутник не постеснялся соблазнить даже собственную тещу, императрицу Фаустину, а когда признался в этом жене, был отравлен Фаустиной устрицами, сбрызнутыми ядом. Иные приписывали преступление самой Луцилле, которая якобы не могла стерпеть огромного влияния, которое оказывала на Вера его сестра Цейония Фабия. Еще одна сплетня гласила, что это Луций Вер с сестрой готовили покушение на Марка Аврелия, но их план был раскрыт и Фаустина успела опередить Вера.
Вдовство Луциллы было очень непродолжительным. Император постановил выдать ее замуж, не дожидаясь даже окончания официального траура. В мужья дочери он выбрал опытного полководца Клавдия Помпеяна. Он был старше Луциллы более чем на 20 лет. Но не это стало причиной возражений против брака как со стороны самой Луциллы, так и со стороны ее матери. Дело было в том, что Луцилла уже имела титул августы, и подобное замужество дамы считали ниже своего достоинства. Однако император не принял во внимание их возражений. Родственный союз с человеком, к которому он испытывал огромное уважение, был ему особенно нужен в преддверии войны на берегах Дуная. Однако Марк Аврелий пошел на определенную уступку в отношении Луциллы, оставив ей титул и связанные с ним почести и привилегии – к примеру, право занимать место в императорской ложе.
После смерти Марка Аврелия в 180 г. (это скорее всего произошло в Виндобоне – современной Вене) власть перешла к его сыну Коммоду. Сразу же после вступления Коммода во власть ярко проявились неприятные и даже опасные черты его характера: непредсказуемость, безответственность, жестокость, склонность ко всевозможным оргиям. Трудно удивляться тому, что очень скоро – уже в 182 г. – был раскрыт первый заговор сенаторов, целью которого было устранение Коммода. Источники единогласно свидетельствуют, что в организации заговора очень важную, а возможно даже и главную роль играла Луцилла. Утверждают, что именно она склонила к участию в заговоре и Помпеяна Квинциана, который вероятнее всего был сыном брата ее мужа и одновременно ее зятем, поскольку он был женат на ее дочери от брака с Луцием Вером. Среди заговорщиков был и сенатор Уммидий Квадрат – внук сестры Марка Аврелия. Когда император направлялся в свою ложу в амфитеатре, в проходе Помпеян кинулся на Него то ли с кинжалом, то ли с мечом, крича при этом: «Вот что посылает тебе сенат!» Он ранил Коммода, но был тут же обезоружен. Все заговорщики за свои действия поплатились жизнью. Луцилла была сначала сослана на Капрею (Капри), а вскоре там же и была убита. Было ей тогда чуть больше тридцати лет.
[QUOTE]skifnaskale пишет: Данный исторический персонаж правил всего 4 месяца, если не ошибаюсь? Должна быть редкая монета?[/QUOTE] Так и есть. Кажется, R2
Aemilianus (253 AD). AR Antoninianus (23 mm, 3.81 g), Roma (Rome). Obv. IMP AEMILIANVS PIVS FEL AVG, radiate, draped and cuirassed bust to right, seen from behind. Rev. MARTI PACIF, Mars advancing to left, holding spear and shield in left and laurel branch in right. Cohen 25. RIC 5b.
С мужем Фаустине Младшей повезло так же, как и матери с Антонином Пием. Марк Аврелий Антонин (121–180 годы) всю жизнь стремился к моральному самосовершенствованию, за что и получил уважительное добавление к своему имени — Философ. Волею судьбы став императором, он старался совершенствовать всю империю, хотел сделать жизнь римлян лучше и благороднее.
Все древние авторы единодушны в оценке императора и его деяний.
«Марк Аврелий Антонин правил восемнадцать лет. Он обладал всеми добродетелями и божественным умом и являлся как бы защитником людей от всех общественных бедствий. Если бы он не родился в то время, то весь римский мир развалился бы в едином падении» — таково мнение Аврелия Виктора.
«К народу он обращался так, как это было принято в свободном государстве. Он проявлял исключительный такт во всех случаях, когда нужно было либо удержать людей от зла, либо побудить к добру, богато наградить одних, оправдать — выказав снисходительность — других. Он делал дурных людей хорошими. А хороших — превосходными, спокойно перенося даже насмешки некоторых», — отмечает необыкновенную мудрость императора Юлий Капитолии.
Античные историки единодушны и в похвале Марку Аврелию, и в порицании жены (за ее пороки).
Аврелий Виктор пишет:
«Все его деяния и намерения, как в мирное время, так и в военное, были божественны; однако они были омрачены недостойным поведением его супруги, нуждавшейся в сдерживании; она опустилась до такого недостойного поведения, что, проживая в Кампании, садилась на живописном берегу, чтобы выбирать для себя из числа моряков, которые обычно бывают голые, наиболее подходящих для разврата».
«Некоторые говорят (и это кажется правдоподобным), что Коммод Антонин, его преемник и сын, родился не от него, а был плодом прелюбодеяния, и добавляют к этому такую живущую в народной молве сказочку, — рассказывает Юлий Капитолии. — Как-то раз Фаустина, дочь Пия и жена Марка, при виде проходивших мимо гладиаторов воспылала любовью к одному из них — и после долгих страданий, причиненных любовным недугом, призналась в своей любви мужу. Когда Марк обратился к халдеям, они дали совет убить этого гладиатора, с тем чтобы Фаустина омылась его кровью и потом возлегла с мужем. Когда это было сделано, Фаустина, правда, освободилась от любви, но на свет появился Коммод — скорее гладиатор, чем император: будучи императором, он выступал публично перед народом почти тысячу раз в гладиаторских боях, как это будет указано в его жизнеописании. Этот рассказ считается правдоподобным на том основании, что сын столь безупречного государя отличался такими нравами, какие чужды даже любому учителю гладиаторов, любому актеру, любому из тех, кто выступает на арене, наконец, любому человеку, в котором, как в помойной яме, соединены всякая грязь и преступление. Многие говорят и так, что Коммод — вообще плод преступной любви: ведь хорошо известно, что в Кайоте Фаустина выбирала себе любовников из матросов и гладиаторов».
Моряками и гладиаторами интересы Фаустины не ограничивались — Юлий Капитолии упоминает о ее любовных связях с актерами (пантомимами). В частности, Капитолии сообщает: «Когда Марку Антонину говорили о ее поведении, предлагая развестись с ней, если он не хочет казнить ее, он… сказал: — Если я разведусь с женой, то нужно возвратить ей и приданое. А что другое могло считаться приданым, как не императорская власть, которую он получил от тестя, будучи им усыновлен по воле Адриана? Но жизнь хорошего государя, его безупречность, уравновешенность и благочестие имеют такую силу, что ненависть, которую вызывают к себе его близкие, не могла затмить его славы. Словом, Марку Антонину не могли повредить ни его сын-гладиатор, ни распутная жена, так как он оставался всегда верен себе и ничьи нашептывания не могли его изменить».
Гораздо худшими были последствия (впрочем, не для Фаустины), когда она начала выбирать любовников из высших слоев римского общества. Юлием Капитолином упоминается ее связь с соправителем Марка Аврелия — императором Луцием Вером, который был женат на дочери Фаустины. «Были толки о том, будто он вступил когда-то в преступную связь со своей тещей Фаустиной и будто он погиб оттого, что его теща Фаустина коварно подсыпала ему в устрицы яд за то, что он выдал ее дочери тайну своей связи с матерью».
В 175 году в Сирии наместник Авидий Кассий, восстав, провозгласил себя императором. По слухам, он действовал «по желанию Фаустины, считавшей мужа безнадежно больным». Что касается здоровья Марка Аврелия, то он им не отличался: Капитолии пишет, что «его здоровье пошатнулось» еще в отроческом возрасте оттого, что будущий император тратил слишком много сил на различные науки. Вулкаций Галликан считает, что Фаустина не причастна к сирийским событиям; он не согласен с Марием Максимом, который, «желая очернить ее, утверждает, что Кассий присвоил себе императорскую власть при ее содействии». В подтверждение своей версии Вулкаций приводит письма Фаустины к мужу, в которых она требует предать смерти Авидия Кассия. Первое письмо: «Завтра я сама спешно выеду в альбанскую усадьбу, согласно твоему приказу. Но я убедительно прошу тебя, если ты любишь своих детей, самым суровым образом расправиться с этими повстанцами. И полководцы, и воины привыкли действовать преступно, если их не подавить, то они сами будут подавлять». И во втором письме Фаустина умоляет уничтожить Кассия именем своих детей: «Моя мать Фаустина убеждала твоего отца Пия — во время отложения Цельза — проявить любовь прежде всего по отношению к своим, а затем уже к чужим. Ведь нельзя назвать любящим того императора, который не думает о своей жене и детях. Ты видишь сам, в каком возрасте наш Коммод. Зять же наш Помпеян стар и не уроженец Рима. Подумай, как поступить с Кассием и его сообщниками. Не давай пощады людям, которые не пощадили тебя и не пощадили бы меня и наших детей, если бы победили…»
«Из этих писем можно понять, что Фаустина не была сообщницей Кассия, — делает вывод Вулкаций Галликан, — что она даже побуждала мирно расположенного и помышлявшего о милосердии Антонина применить суровое наказание и настаивала на необходимости такой кары». И все же настойчивость Фаустины больше похожа на желание избавиться от сообщника, который может заговорить и сказать лишнего. В конце концов, Кассия убили и принесли его голову Марку Аврелию. «Однако Марк не обрадовался убийству Кассия…» — сообщает Юлий Капитолии. Похоже, такой конец мятежника не входил в планы императора, но очень устраивал императрицу. Фаустина активно участвовала в государственных делах и даже имела огромное влияние на мужа-философа. «Ему (Марку Аврелию) ставили в вину то, что он выдвигал на разные высокие места любовников своей жены — Тертулла, Тутилия, Орфита и Модерата, хотя Тертулла он однажды застал завтракающим вместе с ней», — сообщает Капитолии. Фаустина была весьма воинственна. По примеру Агриппины Старшей, императрица участвовала во всех летних военных походах мужа, за что он ее называл «матерью лагерей». Во время одной из таких кампаний Фаустина «умерла от внезапно постигшей ее болезни в поселке Галале у подошвы Таврских гор».
По уверению Капитолина, Марк Аврелий очень переживал смерть жены и сделал все, чтобы увековечить ее память. «Он просил сенат назначить Фаустине почести и храм и произнес похвальную речь, хотя молва упорно обвиняла ее в безнравственности. Антонин либо ничего не знал об этом, либо делал вид, что не знает. Он учредил в честь своей умершей жены „фаустинских девочек“. Он принес благодарность сенату за объявление Фаустины божественной… Поселок, в котором умерла Фаустина, он сделал колонией ее имени и выстроил ей храм, но впоследствии этот храм посвятили Гелиогабалу». Марк Аврелий, конечно, знал о приключениях и пристрастиях своей жены. Но он был философом и руководствовался в отношениях с ней собственным правилом: «Какие уж привелись обстоятельства, к тем и прилаживайся, и какие выпали люди, тех люби, да искренно!» И другая мысль императора-философа: «Любить только то, что тебе выпало и отмерено. Что уместнее этого?» Еще одна житейская мудрость от Марка Аврелия: «Когда тебя задевает чье-нибудь бесстыдство, спрашивай себя сразу: а могут бесстыдные не быть в мире? Не могут. Тогда не требуй невозможного. Этот — один из тех бесстыдных, которые должны быть в мире».
Капитолии сообщает:
«После смерти Фаустины Фабия всеми способами старалась выйти за него (Марка Аврелия) замуж, но он, имея стольких детей и не желая навязывать им мачеху, взял себе в наложницы дочь прокуратора своей жены»
[B]Домиция Луцилла Младшая[/B], мать римского императора Марка Аврелия.
Луцилла была дочерью Домиции Луциллы Старшей и патриция Публия Домиция Кальвизия Тулла Рузона, а также приходилась племянницей Гнею Домицию Лукану, римскому сенатору и военачальнику. Дед по материнской линии Домиции Луциллы, Луций Катилий Север, был дважды консулом и занимал должность префекта города. Отец Луциллы служил консулом в 109 году н. э., а дата его второго консульства неизвестна.
Луцилла через свою мать унаследовала огромное состояние, которое включало в себя черепичное и кирпичное производство недалеко от Рима, вблизи реки Тибр. Оно поставляло кирпич для некоторых из самых известных памятников Рима, включая Колизей, Пантеон и рынок Траяна, а также экспортировало его в Галлию, Испанию, Северную Африку и по всему Средиземноморью.
Луцилла вышла замуж за Марка Анния Вера, претора из богатой сенаторской семьи. Сестра Вера Фаустина Старшая была женой римского императора Антонина Пия. Вер был племянником Вибии Сабины, жены императора Адриана, а его бабушкой по материнской линии была Салонина Матидия (племянница римского императора Траяна). У Вера и Луциллы было двое детей: сын, будущий римский император Марк Аврелий (родился 26 апреля 121 года) и дочь Анния Корнифиция Фаустина (родилась в 122 или 123 году). В 124 году умер её муж. Её дети были воспитаны ею самой и усыновлены её свёкром. Позднее Марк Аврелий унаследовал черепично-кирпичное производство.
В доме Луциллы будущий римский император Дидий Юлиан получал своё образование и благодаря её поддержке смог начать свою юридическую карьеру. Луцилла была очень богатой и влиятельной женщиной. В своих размышлениях Марк Аврелий описывал её как «благочестивого и великодушного» человека, который жил простой жизнью. Последние годы своей жизни она прожила с сыном в Риме.
В многочисленных древнеримских захоронениях найдены косметические принадлежности, баночки для кремов, шпатели и наборы для макияжа. В литературе сохранились свидетельства применения косметики и макияжа, например, в стихах Овидия или эпиграммах Марциала. В своём сочинении «De cultu feminarum» («О женском убранстве») Тертуллиан критически описывает «пристрастие к косметике» у мужчин и женщин. По словам Марциала, по обилию макияжа на лице узнавались старые женщины и гетеры. Древний Рим не довольствовался своими производствами и активно импортировал косметические ингредиенты. Из Египта в столицу империи ввозились 3 тысячи тонн ладана и до 6 тысяч тонн мирры. Благовония и косметика также закупались на Ближнем Востоке, куда они стекались из Китая, Индонезии и даже с Цейлона.
В случае излишней бледности в ход шли румяна, при смуглой коже — белила. Веки, как и сейчас, украшали тени, придающие лицу выразительность. Наносить макияж при свидетелях было не принято, Часть римской косметики была смертельно опасна, поскольку содержала свинец, от которого темнели зубы и замедлялся обмен веществ, что в определённых случаях приводило к болезням и даже гибели фанатов древнеримского мейк-апа.
Чаще всего косметические средства римлянки производили в домашних условиях, передавая секреты и рецепты внутри семей. Характерной чертой римской культуры была страсть к парфюму и благовониям — в праздничные дни ароматы и благовонный дым буквально затапливали улицы имперской столицы и крупных городов. Аристократы, помимо духов, курили благовония в специальных вазах, устанавливаемых на виллах. Апогеем римской парфюмной вакханалии стало погребение супруги императора Нерона, Помпеи Сабины, когда был израсходован годовой запас благовоний и духов Вечного города.
При императоре-философе Марке Аврелии был даже учреждён специальный женский Сенат, в ведении которого находились вопросы косметики и моды.
Многие римлянки окрашивали волосы, чтобы выглядеть привлекательнее. Для этого использовался пепел, придававший волосам красноватый оттенок, волосы чернили дикой лебедой, чечевицей, миртовым вином, кипарисовыми листьями, лесным шалфеем, отваренной кожицей порея. Во времена империи для окрашивания в красные оттенки использовалась завезённая из Египта хенна (лат. cypros). Ещё более популярным было осветление волос.
Для этого использовали по большей части краски из Северной Европы (лат. Germanae herbae), из области Висбадена привозились мыльные шарики (лат. pilae Mattiacae) или «батавскую пену», изготовленную на территории современной Голландии (лат. spuma Battava).
[B]Авидий Кассий[/B] (достоверных изображений не нашел, потому на вставке картинки реконструкции Рима)
Кассий был строгим командиром, мародёров, дезертиров и не выполнивших приказ казнил смертью рабов... Его обвиняли в жестокости, но это была строгость командира боеспособной армии. Он казнил мародёров – по его приказу их привязывали пачками к 20-метровому столбу и разжигали под ним огонь. Дезертирам разбивали коленные чашечки и отрубали руки, Кассий считал, что искалеченный извлечёт больший урок, чем убитый.
Однажды когорты на Дунае без его команды напали на сарматов, перебили три тысячи и вернулись с богатой добычей. Кассий не оценил инициативы и велел распять центурионов за самовольство. Он запретил солдатам появляться в городах и пригрозил, что «появившийся в городе опоясанный (с военным поясом) вернётся распоясанный».
Купающимся в тёплой воде легионерам обещал перевести их на зиму в кожаные палатки. Несмотря на всё это, в войсках его уважали и даже любили.
В 175 году, получив ложные сведения о том, что Марк Аврелий скончался от тяжёлой болезни, Кассий объявил себя императором, заявив, что войска Аврелия в Паннонии, где тот вёл Маркоманскую войну, избрали его императором. Некоторые источники утверждают, что Кассий был обманут или убеждён Фаустиной Младшей, женой императора, так как она боялась, что Марк Аврелий умрёт в то время, когда их сын Коммод был ещё молод . Такая ситуация могла привести к узурпации трона. Согласно этой версии, Фаустина, таким образом, сподвигла Кассия на мятеж, чтобы быть уверенной, что следующим правителем станет человек, выбранный ею. Точная дата начала восстания Кассий неясна, хотя из документа, датированного 3 мая известно, что к тому времени он уже был провозглашён императором. Папирус из Оксиринха показывает, что Кассий заручился поддержкой Египта в апреле или даже в марте. Сначала Марк Аврелий попытался скрыть известие о восстании, но, когда оно широко распространилось в его лагере, решил выступить с речью. Точная её формулировка неизвестна, так как запись, приведённая Дионом Кассием, считается художественной обработкой, которая следовала только контуру настоящей речи императора. Аврелий сетовал на предательство дорогого друга и говорил, что, если бы опасность угрожала ему одному, он был бы готов «поставить вопрос» между собой и Кассием перед сенатом и армией, и уступить империю Кассию, если они сочтут того лучшим лидером. Также Аврелий, как известно, надеялся, что Кассий не будет убит или покончит с собой, чтобы он мог проявить милосердие. История Августов, источник, известный своей ненадёжностью, сообщает, что Аврелий сформировал мирную комиссию из своих советников.
Кассий начал восстание в хорошей позиции. Он получил большую поддержку со стороны восточных провинций, особенно своей родины Сирии, благодаря сочетанию его дальнего родства с царями Коммагены и побед над парфянами и буколами. Кассия поддержали Египет, Сирия, Палестина и Петрейская Аравия, что дало ему потенциальную силу в семь легионов: три из Сирии, два из Палестины, один из Аравии и один из Египта. Кассий установил свою базу операций в Египте, с двумя основными базами за пределами Египта, Антиохией и Кирром, обе из которых были важными военными центрами. Префект Египта Гай Кальвизий Стациан издал указ, сохранившийся в фрагментарном состоянии, призвав население Египта приветствовать провозглашение Кассия императором.
Несмотря на то, что он контролировал некоторые из наиболее важных частей римского Востока, особенно Египет, который был одним из главных поставщиков зерна для Рима, Кассий не сумел добиться широкой поддержки своего восстания. Римский сенат вскоре объявил его общественным врагом, и Публий Марций Вер, наместник Каппадокии, решительно выступивший против восстания, укрепив общественную поддержку Марка Аврелия в этой провинции. Благодаря браку своей дочери Авидии Александрии с Тиберием Клавдием Дрианцианом Антонином Кассий породнился с родом Лициниев, в частности с отцом Дрианциана, консулом Тиберием Клавдием Агриппином. Лицинии были одной из самых знатных и известных ликийских семей. Неизвестно, какую роль в восстании сыграл Дрианциан, хотя некоторые считали его соучастником Кассия. Впоследствии Аврелий помиловал Дрианциана и Александрию, хотя имущество Дрианциана было конфисковано после его смерти.
Многие аристократы по всей империи выступали против восстания, одним из примеров является Герод Аттик, который, как сообщается, послал Кассию письмо, содержащее одно только слово emanes, буквально «ты безумен». Несмотря на это, Рим был в панике, что заставило Аврелия отправить Гая Веттия Сабиниана Юлия Хоспета, наместника Паннонии, с войсками, чтобы обезопасить город. Император также был вынужден отказаться от своей кампании против языгов и временно положить конец Маркоманской войне. Несколько варварских племён предложили ему свою помощь, но всем им было отказано. Аврелий собрал войска и приготовился отправиться на Восток, чтобы разобраться с Кассием. Вскоре стало ясно, что Аврелий находился в лучшем положении и располагал гораздо большим числом легионов по сравнению с Кассием. Когда весть о планах Аврелия достигла Египта, центурион убил Кассия и отправил его голову императору, который отказался её видеть и приказал похоронить. Вероятно, Авидий был убит в конце июля 175 года, так как 28 июля Египет снова признал Аврелия. Восстание Кассия длилось три месяца и шесть дней. В течение этого времени не было выпущено монет с его изображением.
С 25 февраля 138 г. именовался Lucius Aelius Aurelius Commodus.
Правил под именем Imperator Caezar Lucius Aurelius Verus Augustus с 7 марта 161 г. до нач. февраля 169 г.
Причислен к сонму богов
После кончины Антонина Пия власть перешла к двум его приемным сыновьям, Марку Аврелию, который до 139 года носил имя Марка Анния, и Луцию Коммоду, которого впоследствии стали называть Луцием Вером. Они и стали править вдвоем в полном — по крайней мере, так казалось — согласии. Первый раз за всю историю Рим получил сразу двух императоров, признававших друг друга и помогавших друг другу.
Когда отцу Луция, Цейонию Коммоду, было уже больше 40 лет, его адоптировал бездетный император Адриан. Сейчас трудно сказать, что стало причиной такого решения. Цейоний был потомком состоятельного аристократического рода, владения которого находились в основном в Этрурии. Уже не одно поколение Коммодов играло заметную роль в государстве, занимая высшие должности, вплоть до консульской. Современников удивило другое: Цейоний Коммод был уже не молод, и к тому же очень слабого здоровья, — где гарантия, что он сумеет долгие годы твердой рукой управлять страной? Вскоре после усыновления императором Цейоний был назначен наместником Паннонии и командующим армией на Дунае. Он очень неплохо справился со своими обязанностями, но, возвращаясь в Рим, внезапно умер от сильного кровотечения из горла, что, возможно, говорило о туберкулезе легких. Его сыну было в то время всего 8 лет. Престарелому и тоже больному Адриану пришлось избрать другого преемника, Антонина Пия. Император повелел ему усыновить осиротевшего сына Цейония и 17-летнего Марка Анния, впоследствии, как известно, получившего имя Марка Аврелия.
Оба мальчика, несмотря на разницу в возрасте, какое-то время воспитывались вместе под опекой Антонина Пия, ставшего к тому времени императором. Оба учились у одних и тех же учителей. В те времена главными предметами были греческая и римская литература, умение писать речи и поэмы, а также философия. Один из биографов того времени утверждал, что Вер искренне любил своих учителей и был любим ими, однако, как спешит добавить этот же биограф, мальчик не отличался особыми способностями. Правда, еще юношей он любил писать стихи, а став постарше, стал сочинять и неплохие речи, но не достиг выдающихся успехов ни в одной из этих областей искусства. Биограф прямо написал: «Говорили, что оратор из него вышел лучше, чем поэт, но если уж говорить правду, следовало бы сказать: оратор из него получился плохой, а поэт еще хуже». Правда, кое-какие из творений Луция пользовались успехом, но вряд ли он сам их написал, впрочем, так поступали все влиятельные и богатые люди, причем не только в древнем мире.
Можно прийти к выводу, что Луций был нормальным молодым человеком, добрым и веселым, склонным к развлечениям и розыгрышам, но во всем этом соблюдал меру, во всяком случае, до поры до времени. Он любил охоту, игры, занятия спортом, гонки на колесницах. Отрицательное отношение к молодому наследнику престола можно объяснить двумя причинами. Во-первых, его старший приемный брат Марк Аврелий был по природе своей юношей очень серьезным, увлекающимся высокими науками, в том числе философией, так что уже одно сравнение двух наследников было не в пользу легкомысленного Луция. Во-вторых, последнего угораздило родиться 15 декабря, то есть в тот самый день, когда родился — почти сто лет назад — император Нерон, снискавший себе недобрую память. В принципе древние были очень суеверными, и вот некоторые современники Луция, учитывая склонности и пристрастия последнего, сочли, что совпадение дня рождения не случайность, — а вдруг в этом мальчике возродился новый Нерон, только в другой ипостаси? Ведь тот в ранней юности тоже был милым и приветливым и начинал с невинных забав! Древние римляне с большим уважением относились к астрологии, гороскоп имел огромное значение, а гороскоп Луция очень напоминал гороскоп Нерона. Стоило кому-то высказать такое опасение, как оно тут же стало достоянием молвы и принялось обрастать новыми устрашающими подробностями. Теперь уже любой шаг молодого человека, любой его поступок принимались толковать предвзято. Луций же, как отмечает один из античных писателей, не придавал значения своим недостаткам и не собирался их скрывать, оставаясь простым и естественным, никогда ни в чем не притворяясь. Ему это не помогало, а возможно, даже приносило вред.
Луций вырос — теперь это был мужчина красивый, хорошо сложенный, с благородными чертами лица, орлиным носом. У него были густые светлые волосы, сильно вьющиеся, закрывающие лоб. Прихорашиваясь, молодой человек посыпал их, по тогдашней моде, золотым порошком. Носил он и небольшую бородку, опять же, по моде того времени. Мужскую тогу он надел в 15 лет. Приемный отец Антонин Пий, тогда уже император, отметил этот день торжественными игрищами. Затем молодой человек принялся делать карьеру, причем консулом стал в очень молодом возрасте, всего в 24 года! Разумеется, об этом позаботился отец, хотя тот же отец недвусмысленно дал понять, что своим наследником считает Марка, дав тому титул цезаря. В соответствии с волей императора сенат в день смерти Антония Пия, 7 марта 161 года, передал все императорские титулы, звания и привилегии Марку Аврелию. Но тот, ко всеобщему удивлению, попросил считать младшего брата его правомочным соправителем. Разумеется, императору в просьбе не отказали, и тогда Марк Аврелий добавил к титулу брата свое имя — Вер.
Таким образом, была создана неизвестная до тех пор в истории империи форма правления — легальное двоевластие. Решение Марка Антония можно было объяснить не одним лишь уважением к воле покойного императора, но и тем обстоятельством, что сам он в то время еще не имел сыновей (его собственный сын родился несколько месяцев спустя) и хотел подстраховаться, обеспечив себе преемника. А чтобы сильнее привязать к своей семье Луция, сразу же обручил его со своей дочерью, Аннией Луциллой. Но, пожалуй, главной причиной назначения соправителя было желание Аврелия разделить с другим тяжесть управления огромной империей. Особенно когда в стране складывается сложная и опасная ситуация. А именно в тот момент велась тяжелая, изнурительная война с парфянами. Причиной войны, как и много раз до того, стала Армения, троном которой овладел парфянский князь. Затем от Рима откололись небольшие вассальные государства по границам империи. В одной из битв римский полководец потерпел поражение и сам погиб. Враг вступил в пределы Сирии и разгромил войско ее наместника. В такой ситуации Марк Аврелий поспешил отправить соправителя на борьбу с захватчиками. И не потому, что рассчитывал на его способности военачальника. У Луция Вера не было никакого военного образования, но он был сравнительно молод (в 161 году ему было всего 30 лет, а самому Марку уже за сорок), он был здоров и внешне являлся воплощением идеального римского воина. К нему приставили несколько отличных боевых генералов, в том числе и Авидия Кассия родом из Сирии. Цезарь надеялся, что сам факт появления молодого блистательного императора среди римских войск на Востоке придаст уверенности римским войскам и ошеломит неприятеля.
Отправляясь на войну, молодой император вел себя не слишком воинственно. Начать с того, что он совсем не спешил в район боев, очень уж не хотелось покидать спокойную Италию. Добравшись до юга страны, он предался там развлечениям и даже занемог, объевшись за пиршественным столом. Оклемавшись, тут же отправился на охоту. Добравшись до моря, погрузился со свитой на корабль, который не торопясь плыл по спокойным волнам, оглашая окрестности музыкой и пением. Прибыв в Малую Азию, Луций Вер снова в первую очередь думал о собственных развлечениях. Главные квартиры римской армии были организованы в крупнейших городах Сирии — ее столице Дамаске, Антиохии, а также в чудесных городах Дафне и Лаодикии. Главнокомандующий там четыре года, не очень-то думая о войне и армии. Именно здесь, вдали от присмотра строгого старшего брата, во всей полноте проявилась легкомысленная натура Луция Вера, не отказывающего себе ни в чем — ни в любовных утехах, ни в изощренных наслаждениях, ни в грандиозных пиршествах и таких же театральных представлениях. В Риме он не мог себе такого позволить, а теперь развернулся вовсю — здесь, в Сирии, он был полновластным императором. Впрочем, на это дело можно взглянуть и с другой стороны: богатейший Восток в сочетании с древнегреческой культурой и искусством, изысканным и утонченным, пробудил в нем дремавшие чувства и склонности, и молодой человек на свободе дал им волю. С кем только Луций не занимался любовью! В том числе с гетерами, замужними женщинами и юношами, посещал подозрительные забегаловки и публичные дома, часто переодевшись и без сопровождения. Принимал участие в уличных потасовках. Все это очень напоминало похождения молодого Нерона, но в отличие от того, Луций Вер ни тогда, ни позже никого не наказывал, пользуясь своей властью, тем более никого не приговаривал к смертной казни, чтобы присвоить имущество казненного. Да и вообще, в нем не замечалось никаких амбиций властителя с неограниченной властью, что наверняка высоко ценилось Марком Аврелием и его сторонниками. Солидные римские политики, в их числе и император, сокрушались по поводу легкомысленного поведения Луция, но, возможно, в глубине души были этому рады — чем бы дитя ни тешилось… Было бы хуже, если бы такой цезарь пожелал всерьез воспользоваться полнотой государственной власти, имея в руках большие воинские силы. Тогда неизбежны оказались бы столкновения между соправителями — не исключено, что могло дойти и до вооруженного конфликта.
Пока же Луций Вер с головой окунулся в наслаждения в роскошной Сирии, его военачальники не теряли времени даром — сражались и побеждали. И прежде всего Авидий Кассий. Римские войска вытеснили парфян из пределов империи и вступили в Армению, Месопотамию, Медию. Каждая победа приносила императору прибавление к его титулу почетных званий Armeniacus, Parthicus, Medicus, — Армянский, Парфийский, Медийский (помните — Потемкин Таврический?), хотя сам император лязг мечей слышал лишь на театральных представлениях или наблюдая бои гладиаторов на потребу публики. Правда, в 164 году ему пришлось подчиниться давлению придворных и ненадолго появиться перед войсками на Евфрате, чтобы поднять боевой дух армии, но Луций поспешил оттуда живенько сбежать, причем под благовидным предлогом: поспешил в Эфес, чтобы встретить свою невесту, Аннию Луциллу, дочь Марка Аврелия, с которой обручился три года назад. Теперь же в Риме решили отправить девушку в Эфес и там сыграть свадьбу молодых, видимо, в надежде как-то остепенить распоясавшегося жениха. Впрочем, трудно с определенностью утверждать, не были ли преувеличены слухи о бесшабашном поведении Луция. Самим своим присутствием Луцилла должна была оказать на мужа сдерживающее влияние.
В 166 году был заключен выгодный для Рима мир, и Луцию Веру уже не было необходимости оставаться в Сирии. Неохотно расставался он с этой страной. Чтобы утешиться, прихватил с собой в Италию множество актеров, музыкантов, циркачей обоего пола. Часть из них сопровождала императора во время его триумфального въезда в римскую столицу. Впрочем, триумф совершали оба императора: Марку Аврелию тоже были присвоены все названные выше почетные звания, хотя последний был еще дальше от фронта военных действий, чем Луций. Возвращающиеся с фронтов римские армии и их триумфальный въезд в Рим сопровождал невидимый и нежеланный гость — болезнь. Армии привезли с собой в Италию эпидемию. Она вспыхнула в Селевкии и оттуда распространилась по всем провинциям Римской империи. Эта эпидемия считается едва ли не самой страшной в античные времена, хотя в древнем мире эпидемии вспыхивали нередко, пусть и не так часто, как в Средние века. В древности, в отличие от Средневековья, больше соблюдались правила гигиены, в Древней Греции и в Древнем Риме повсеместно применялись принципы всеобщей гигиены, там любили купания и бани, занятия спортом на свежем воздухе, строились водопроводы со свежей проточной водой из горных источников. И тем не менее даже в древнем мире время от времени вспыхивали страшные эпидемии, уносящие много человеческих жизней, особенно в крупных городах. Что же касается эпидемии 166 года — какая болезнь тогда свирепствовала, точно так и не удалось установить, — то она поистине приняла размах пандемии, хотя современники еще этого не понимали. Ее губительное влияние на человеческую цивилизацию усугублялось еще и тем, что болезнь разразилась в момент глобального нападения на Римскую империю варварских племен, преимущественно германских в Центральной Европе. Эпидемия явилась тем камешком, что вызвал катастрофический обвал лавины всех последующих событий, приведших спустя несколько десятков лет к катастрофическому кризису Римской империи.
Таких напастей Римская империя давно не знала. Всколыхнулись все варварские племена, жившие по границам империи, не только парфяне. Императору пришлось метаться от одной границы к другой, чтобы не допустить врагов вглубь страны. В самом Риме свирепствовала эпидемия, а Луций Вер предавался там пирам и развлечениям. И опять же, нам неизвестно, следствие ли это его легкомыслия или продуманная политика пира во время чумы, — всё рушится, все гибнут, я и сам могу помереть в любой момент, так пусть хоть день, да мой! В своей вилле на via Clodia он закатывал грандиозные пиры, участники которых разъезжались по домам с роскошными подарками. Для простого народа цезарь организовывал увлекательные зрелища, на спортивных соревнованиях царил ажиотаж, особенно на гонках колесниц. Сам император был болельщиком Зеленых, что обычно приводило к столкновению с фанами других цветов, а особенно с Голубыми. В честь самого знаменитого коня Зеленых отлили золотую статуэтку, с которой император не расставался, а когда конь сдох, похоронил его в гробнице в Ватикане. Все эти экстравагантности Луция Вера не могли нравиться серьезному Марку Аврелию, но он очень тактично проявлял свое недовольство. Когда, например, Луций Вер пригласил его к себе на очередной роскошный пир, император провел пять дней в доме своего брата, зятя и соправителя, но все эти дни работал в особом помещении и занимался там государственными делами, в том числе рассматривал и судебные тяжбы, в то время как неисправимый Луций все время лишь развлекался. Случались и другие поводы для недоразумений. Сразу же после возвращения из Сирии Луций с разбегу позволил себе проявить больше самостоятельности и даже издавал отдельные постановления, не посоветовавшись с братом. Марк Аврелий не выносил некоторых приближенных брата и не скрывал этого. Однако до открытого конфликта дело никогда не доходило, за что следует уважать обоих. Ведь самое трудное — поделиться властью. И в самых серьезных случаях Луций Вер всегда подчинялся авторитету брата.
Тем временем на севере вновь сгущались тучи, Риму грозили обвальные вторжения германских племен и сарматов. Граница по Дунаю оказалась нарушенной в нескольких местах, варварское половодье затопило альпийские и паннонские провинции. Пройдя через горы, маркоманы и квады вторглись в пределы Италии и осадили Аквилею. Оба цезаря возглавили армию и повели легионы к границам империи. Происходило это осенью 167 года. Поскольку уже много лет нога врага не ступала на римскую землю, римляне отвыкли воевать и солдаты испытывали робость. В такой ситуации присутствие среди воинов верховных правителей было весьма желательно, хотя ни трт ни другой не отличались особой боевитостью и не имели военного опыта. Марк Аврелий выполнял свой воинский долг с полной отдачей и со всей решительностью, как, впрочем, он выполнял и все другие государственные обязанности. Луций Вер ограничился тем, что во всем следовал брату. Правда, под Аквилеей молодой цезарь нередко предпочитал охоту исполнению воинского долга, но когда германцев заставили снять осаду с Аквилеи и они поспешили скрыться за Альпами, Луций отправился вместе с братом дальше, за Дунай.
После того как враг был отогнан и граница укреплена, Луций принялся убеждать брата поскорее вернуться в столицу. Оба цезаря решили возвращаться в Италию. Происходило это в начале 169 года. Из Аквилеи они на одном рыдване двинулись в направлении к Патавиуму, современной Падуе. Когда уже подъезжали к Альтинуму, Луций пережил апоплексический удар, в результате которого потерял речь и через три дня умер. Было ему 39 лет, а царствовал он 8 лет.
Марк Аврелий до конца оставался лояльным по отношению к брату. Он повелел поместить прах Луция в мавзолей Адриана и добился в сенате зачисления покойного в сонм богов.
Подводя итоги, можно сказать, что Луций Вер был первым из «божественных цезарей», который не имел никаких заслуг перед империей. Правда, он не запятнал себя никаким политическим преступлением и даже не был замечен в злоупотреблении властью. Последнее при определенных обстоятельствах тоже можно счесть заслугой.
Еще в XVIII столетии английский историк, изучая развитие государственности в Римской империи, условно выделил так называемый период пяти хороших императоров. Все они принадлежали к третьей с начала принципата римской династии Антонинов. Время правления их следует четко друг за другом, а последним из правителей, принесших славу и благополучие Риму, стал Марк Аврелий Антонин. Детство и юность Биография Марка Аврелия неоднозначна, а надежной информации о его происхождении и настоящей семье сохранилось немного.
Марк Аврелий Марк Аврелий Антонин родился 26 апреля 121 года в Риме. Родителями будущего правителя, согласно одним источникам, были Аний Вер и Домиция Луцилла. При рождении мальчика назвали Маркус Аниус Катилиус Северус. Мать его, Домиция Луцилла — младшая, происходила из аристократического рода нобилей Кальвизиев и приходилась родственницей императору Адриану. Домиция характеризовалась мягким нравом, нисколько не интересовалась политическими делами и посвятила себя воспитанию детей. Кстати, детей в семье было двое. В 121 году родился Маркус Аниус, а спустя год – дочь Анния Корнифиция, которая умерла по неизвестной причине в 36 лет. Марк Аврелий в молодости.
По другим источникам, Марк Аврелий родился в семье знатных патрициев, корни которых теряются в соседней Испании. Вскоре мальчика усыновила семья третьего супруга матери императора Адриана — Домиции Луциллы Паулины. Когда скончался первый приемный отец в 139 году, юношу усыновил император Антонин Пий, где мальчик получил другое имя — Марк Элий Аврелий Вер Цезарь. По велению деда Марк Аниус обучался в домашних условиях, при этом получил хорошее для тех времен образование и прославился на всю округу эрудицией.
Из всех учителей Марк тепло вспоминал о Диогнете, познакомившем мальчика с философией и одновременно учившем основам живописи. Благодаря хорошему образованию и аналитическим способностям юношу готовили к должности помощника консула. В 198 г. император скончался, а Марк занял предполагаемую ранее должность и вплотную занялся изучением государственных дел. Император Марку едва исполнилось 19 лет, когда Антонин Пий жаловал ему должность консула, что стало огромной честью для юноши.
В январе 161 года Аврелий избран на третий консульский срок. Спустя три месяца скончался Антонин Пий, а два его сына — Марк Аврелий и Луций Цейоний Коммод Вер — возглавили Римскую империю. Через восемь лет совместного правления Коммод скончался, а власть перешла к Марку Аврелию. Антонин Пий Лейтмотивом правления Марка Аврелия стало подчеркнуто уважительное отношение к высшему органу государственной власти в Риме – сенату. Не меньше внимания новый император уделял и системе правосудия. Причем Марк избегал в этой области сомнительных новшеств, а наоборот, укреплял древние, исконно римские традиции и нормы права. А любовь правителя к мудрости, размышлениям и медитациям стала основой философии тех времен. Причем, хотя император и был сторонником стоицизма, в Афинах успешно работала и оппозиционная кафедра эпикурейской философии, которой он покровительствовал. Конная статуя Марка Аврелия В период власти Марка Аврелия в Риме были заложены основы муниципальной поддержки малообеспеченных и многодетных семей. Несмотря на миролюбивый нрав правителя, ему пришлось поучаствовать не в одной войне. Как только умер Антоний Пий, соседний народ из Парфии нарушил суверенитет римских границ, и римляне потерпели разгромное поражение в двух битвах. Тогда страны заключили мир на не самых выгодных для Рима условиях. А уже спустя несколько месяцев на северные границы государства напали германские племена.
Массивное нападение древних германцев по всем фронтам севера Римской империи вынудило Марка Аврелия увеличить финансирование армии, а также организовать дополнительный призыв, создавая новые легионы для защиты границ. В солдаты забирали даже рабов и знаменитых гладиаторов. Дополнительные проблемы у восточных границ империи создавали воинственные и враждебно настроенные племена сарматов. 57-летний император Марк Аврелий лично возглавил армию Римской империи против германцев, римляне успешно наступали, но в этот момент разразилась эпидемия чумы.
В 146 году Марк увлеченно изучал философию. В роли вдохновителя и учителя молодого человека выступал стоик Квинт Юний Рустик, который также служил консулом. Насыщенная жизнь императора, его преданность народу и политическим делам не мешала ему изучать философию, к которой он проявлял склонность с юношеских лет. За всю жизнь Аврелий написал двенадцать книг на греческом языке. Многие высказывания философа стали позднее афоризмами и не всегда под силу вспомнить их автора. Философские труды Аврелия получили название «Рассуждения о самом себе» (альтернативные варианты перевода названия — «К самому себе», «Наедине с собой», «Послания к самому себе»). Труды философа стали важнейшей работой периода позднего стоицизма. Свои записи Марк вел как личный дневник, но никак не в назидание потомкам, и уж тем более не рассчитывал на публикацию большим тиражом. В основу философских суждений автора легла тема долга и смерти. В книге император описывает ситуации, с которыми он сталкивался в жизни, ищет методы подавления гнева в ответ на подлые поступки людей. В основе философии этической рефлексии Марка Аврелия лежит осознание чувства ответственности за будущее своего народа. Изнутри римское общество гнило по причине невежества и безнравственности, а снаружи его подрывали военные походы соседних варварских племен. В этот непростой для государства и его правителя период философ старался сохранять душевное равновесие, избегать гнева, ненависти и чувства бессилия. Несмотря на глубоко философскую жизненную позицию, склонность к самоанализу и раздумьям, философская позиция Аврелия не оригинальны. В основу картины мира философствующего императора легли взгляды и учение философа из Греции, жившего в Риме на правах раба, — Эпиктета. Оба мудреца учили смирению – принимать окружающий мир таким, каким он создан, не стараться изменить его, не горевать из-за его несовершенства.
Хотя в период правления Марка Аврелия официальной религией считалось язычество, а христиане подвергались гонениям, система мироздания императора была близка к исконно христианской. Философ признавал теорию монотеизма – верил в единое высшее начало, некий сверхразум, который управляет всем сущим. Экземпляр оригинальной рукописи автора до наших дней не сохранился. Текст ее был воссоздан в XVI столетии немецким исследователем, гуманистом-эллинистом Ксиландром на латыни.
Миф о «Золотой книге Марка Аврелия», авторство которой якобы принадлежало древнеримскому императору, также был развенчан Ксиландром. В подтверждение позиции монотеизма Марка Аврелия Ксиландр в своем анализе «Рассуждений о самом себе» подчеркнул сходство взглядов императора-язычника с христианским Священным Писанием — Новым Заветом. До начала XVII столетия основателями философского направления стоицизма считались Сенека и Эпиктет, а Марку Аврелию отводилась незначительная роль. Аналитическая статья швейцарского ученого Казобона восстановила справедливость, так Марк Аврелий занял почетное место среди основателей стоицизма в мировой философии. Спустя столетия ученые, занимавшиеся исследованием учения древнеримского императора, также проводили параллели его взглядов с ранним христианством и причисляли Аврелия к неосознанным проповедникам христианской религии в языческом Риме.
После смерти Адриана к власти пришел Антонин Пий, и состоялась помолвка государственного мужа Марка Аврелия и дочери нового императора Аннии Галерии Фаустины. В браке девушка родила 12 детей, но выжили из них только четверо.
В конце периода правления, когда германские племена угрожали границам Рима, Марк Аврелий стал во главе римской армии, но свирепствующая в Европе чума уносила тысячи жизней. Жертвой страшной болезни стал и римский император. 17 марта 178 года Аврелий умер в Виндобоне (территория нынешней Австрии). Учитывая повышение уровня жизни простых римлян, усиление авторитета Рима среди соседних стран, Марка Аврелия после смерти причислили к богам. Прах императора транспортировали в Рим и захоронили в мавзолее Адриана.
Со смертью мудрого императора завершился и период пяти хороших императоров в истории Римской империи. Сын и преемник Марка Аврелия Коммод, склонный скорее к удовольствиям, чем к мудрости и политике, не желая утруждать себя войной с варварами, подписал мирный договор, продемонстрировавший противнику слабость и уязвимость Рима.
[SIZE=2]«ВСЁ СЛЕДУЕТ ДЕЛАТЬ, ОБО ВСЁМ ГОВОРИТЬ И ПОМЫШЛЯТЬ ТАК, КАК БУДТО КАЖДОЕ МГНОВЕНИЕ МОЖЕТ ОКАЗАТЬСЯ ДЛЯ ТЕБЯ ПОСЛЕДНИМ» «ЕСЛИ ЧТО-ТО КАЖЕТСЯ ТЕБЕ СЛИШКОМ ТРУДНЫМ, НЕ ДУМАЙ, ЧТО ЭТО ЗА ПРЕДЕЛАМИ СИЛ ЧЕЛОВЕКА. И НАОБОРОТ, ЕСЛИ КАКОЙ-ЛИБО ЧЕЛОВЕК МОЖЕТ СОВЕРШИТЬ ТОТ ИЛИ ИНОЙ ДОСТОЙНЫЙ ПОСТУПОК, ЗНАЧИТ, ТАКОЙ ЖЕ ПОСТУПОК В СОСТОЯНИИ СОВЕРШИТЬ И ТЫ» «ЕСЛИ КТО МЕНЯ ОСКОРБИЛ — ЭТО ЕГО ДЕЛО, ТАКОВА ЕГО НАКЛОННОСТЬ, ТАКОВ ЕГО НРАВ. У МЕНЯ СВОЙ НРАВ, ТАКОЙ, КАКОЙ МНЕ ДАН ОТ ПРИРОДЫ, И Я ОСТАНУСЬ В СВОИХ ПОСТУПКАХ ВЕРЕН СВОЕЙ ПРИРОДЕ» «ЕСТЬ ТАКИЕ ЛЮДИ, КОТОРЫЕ, ОКАЗАВ ТЕБЕ УСЛУГУ, ТУТ ЖЕ ОБЪЯВЯТ, ЧТО ТЫ ИМ ОБЯЗАН» «САМЫЙ ПРЕЗРЕННЫЙ ВИД МАЛОДУШИЯ — ЭТО ЖАЛОСТЬ К САМОМУ СЕБЕ» [/SIZE]
Прическа и ее обдумывание, вполне естественно, занимали у женщин много времени. Укладку волос делали женские парикмахеры (tonstrix, ornatrix) или рабы, которые специально обучались этому искусству. И не надо верить Марциалу и Ювеналу, которые описывают нам приведенные ниже сцены, утверждая, что они происходят ежедневно: истеричная хозяйка, рассвирепев из-за ошибки, которую допустила рабыня, впивается ей в лицо ногтями, хватает за руки и царапает их остро заточенными щипцами для завивки, рвет на ней волосы или бросает в нее зеркало. На фресках из Помпей мы видим более спокойную и, будем надеется, более правдоподобную картину: матрона смотрится в зеркало и, по-видимому, довольна своим видом. В сцене, описанной Ювеналом, участвуют не менее трех рабынь; на каменном рельефе в музее Трира тоже изображены три невольницы: одна причесывает госпожу, другая держит перед ней зеркало, и лица у них совсем не напряжены.
Моду на прически устанавливали дамы императорского двора. По их многочисленным портретам на монетах, по которым порой нельзя определить, кто там изображен, и по бюстам, имевшим портретное сходство, которые можно с большой долей вероятности атрибутировать, хорошо видно, как сильно менялись прически. В то же время даже при дворе не все дамы рабски следовали моде, а в среднем и низшем классах общества прически и вовсе были весьма разнообразными. Прическа, подходящая одному типу лица или форме головы, совсем не годится для других, как указывал еще Овидий.
Во времена республики юные девушки укладывали волосы очень просто, зачесывая их назад и собирая узлом, который скрепляли заколкой. Женщины постарше надевали на голову сетку, сплетенную из тонких нитей (reticulum), которую украшали небольшими золотыми мушками. Изображение головки с такой сеткой сохранилось в музее Аквилеи. Фортуната Тримальхио хвасталась, что ее сетка сплетена из чистого золота. Весталки носили старомодную прическу – локоны, обвязанные узкими ленточками (vittae), укладывали в форме конуса (tutulus).
Ленточки и заколки никогда не выходили из моды. Простые полоски из грубой шерсти, символы чистоты и чести замужней женщины, которыми раньше обвязывали конусообразную прическу, уступили место льняным или шелковым лентам ярких расцветок. Они имели разную форму и размер и вплетались в волосы по-разному. Часто их делали из дорогих тканей, обшитых золотой бахромой, скрепляли заколками или небольшими золотыми пряжками, украшенными жемчугом и другими драгоценными камнями, и тогда они теряли свой утилитарный характер и превращались в украшения. Самыми великолепными и дорогими были диадемы.
Если судить по монетам и бюстам, в эпоху Юлиев-Клавдиев прически постоянно менялись, однако в целом они были двух типов: в одном случае волосы разделяли двумя проборами, а в другом – одним, посередине головы. В прическах, относящихся к первому типу, которые называли «стилем Октавии», поскольку именно такие носила сестра Августа, центральную прядь волос зачесывали вперед и сооружали надо лбом валик (тупей), а остальные волосы опускали вниз, где они соединялись с боковыми прядями, и завязывали их в узел. Трудно поверить, что прически подобного типа были так же красивы, как и более простые, которые их сменили. Волосы делили на прямой пробор, и пряди волос укладывали на висках волнами или длинными локонами опускали на плечи, а остальные собирали в узел у основания шеи.
То, что Юлия, дочь Тита – жизнь которой безжалостно погубил ее дядя Домициан, – была очень красива, не вызывает сомнений. Именно она, по-видимому, дала толчок к появлению необычайно причудливых женских причесок, которые вряд ли уступают по своей экстравагантности прическам XVIII века. В это время женщины проводили долгие часы, завивая волосы щипцами, а люди, если судить по сатирам Ювенала, были очень вспыльчивы. Локон громоздился на локоне, и на голове сооружали целую башню, больше похожую на шедевры кулинарного искусства, чем на прическу, или, хуже того, на сухую губку. Сзади волосы заплетали в косички, которые укладывали кольцами, так что прическа напоминала плетеную корзинку. Все это великолепие надо было созерцать только спереди, и женщинам на пирах и праздниках приходилось проявлять чудеса изворотливости, чтобы никто не увидел, что у них на затылке. «На ее голове высится несколько этажей. Увидев ее спереди, решишь, что это Андромаха. Сзади же она кажется в два раза ниже – перед тобой совсем другая женщина» – так насмехался над модницами Ювенал.
Такие прически Марциал называл «волосяным шаром», а Статий – «волосяным стогом». Это было время, когда бедная рабыня из сатиры Ювенала подверглась порке только потому, что один из локонов ее госпожи выбился из прически. Иногда диадема делила прическу на две части, а иногда – венчала ее. Применялись ли каркас или фальшивые волосы для создания всего этого великолепия, мы не знаем. Как не знаем и того, разбиралась ли прическа перед сном, а утром создавалась заново. Возможно, это просто был парик, который на ночь снимали, а днем снова надевали, ибо на некоторых бюстах четко вырисовывается линия раздела между лбом и волосами.
Плотина, по-видимому, изобрела свою собственную прическу. Волосы, свободно спадавшие на лоб, поднимали и связывали на макушке. Этот хвост подгибали, и получавшийся валик укладывали надо лбом в виде диадемы, доходившей до верхушки ушей (см. фото 13, а). Через полвека Сабина решила упростить прически. Она стала расчесывать волосы на прямой пробор, чтобы они волнами ниспадали ей на плечи. Старшая Фаустина носила другую прическу – она укладывала косы на голове кольцами, и они напоминали спящую змею. Ее дочь, с каждым годом предпочитавшая все более простые прически, сначала тщательно расчесывала волосы и связывала их узлом в виде шиньона на затылке, а в конце жизни носила короткую, до середины шеи, завивку. Эта простая прическа уступила в конце II века тяжелой завитой волне волос, которые, подобно шапочке-балаклаве, плотно облегали голову. Такую «шапочку» мы видим на голове Юлии Домны. Позже волосы иногда собирали сзади в форме плоского, некрасивого боба, а во времена Елены красиво взбивали на затылке, перевивая пряди нитями с нанизанными на них драгоценными камнями, как в эпоху Тюдоров.
Молодые девушки причесывались не так, как старые женщины, и если их матери слепо копировали прически двора, то их дочери шли своим путем. Во все периоды империи создавались портреты девушек, волосы которых были разделены на прямой пробор и очень мило завиты. Их локоны падали на плечи или на спину или делились, по примеру греческих причесок, на части.
Белье женщины состояло из легкой нижней туники – безрукавки, сорочки и fascia или strophium, чего-то вроде бюстгальтера. Сверху надевались туника (которая начиная с I века до н. э. стали называться столой) и палла. Хотя девушки когда-то носили тогу, в первые годы существования империи от этого обычая отказались, и уважаемые в обществе римлянки их больше никогда не надевали. Это одеяние, которое на мужчинах и мальчиках свидетельствовало о достоинстве римского гражданина, а иногда даже говорило о его социальном положении, у женщин стало облачением проституток – и тех, кого судили и признали виновными в измене мужу.
В ранние годы республики женщина, выходя из дома, не должна была демонстрировать свое тело – совсем как современные монахини. Говорят, что Ц. Сульпиций Галл развелся со своей женой только потому, что она вышла из дома с непокрытой головой.
Стола женщины доходила до пола; палла должна была покрывать ее голову, но ко времени Августа, как демонстрируют нам скульптуры в «Ара Пасис», женщины иногда накидывали ее на голову, а иногда – нет. Палла больше всего походила на очень длинную прямоугольную шаль; ее нижний край спускался до колен. В таком виде она просуществовала до III века н. э., а потом была укорочена. Другая накидка, покороче, называлась рициниум, и к концу республики, неизвестно по какой причине, превратилась в траурное покрывало. Еще одним головным убором была рика, что-то вроде платка, который, по-видимому, носили жрицы.
Современной формой столы или туники является неотрезное по талии платье с рукавами в стиле кимоно. Его шили из двух кусков ткани одинаковой длины, которые представляли собой переднюю и заднюю части платья и сшивались по бокам снизу вверх на три пятых своей длины. Несшитые куски ткани потом отгибались, вперед и назад, образуя воротник или фартук. Верхняя часть платья, спереди и сзади, собиралась или укладывалась складками на плече – собранные куски прочно сшивались, – и группы складок соединялись на плечах либо брошью, либо швом, оставляя шею и подмышки открытыми. Под грудью завязывали пояс. Таким образом, римская матрона была stolata; писатели уделяли особое внимание одному участку столы, инстите. Это был низ платья, который живописно окутывал женские ноги. Некоторые полагали, что это оборка, но ни на одной женской статуе оборок мы не видим. Скорее всего, это была кайма, а поскольку на скульптурах она совсем незаметна, ее, вероятно, нашивали на нижний край столы, и она, по-видимому, отличалась от всего одеяния по цвету.
В современном динамичном мире ничто не меняется так быстро, как фасоны женского платья. Поэтому весьма удивительно, что римские женщины во II веке н. э. (как видно по их статуям) одевались одинаково и довольно однообразно. Единственный отрывок во всей римской литературе, где говорится о разнообразии женского платья, находим у Плавта, в пьесе «Эпидик», созданной в начале II века до н. э. (впрочем, этот абзац, как и многие другие у Плавта, скорее всего, относится к эллинистической Греции, а не к современному ему Риму). В весьма вольном переводе этот отрывок звучит так: «Что это за женщины, господин, которые каждый год придумывают новые названия для одежд? Свободная туника, обтягивающая туника, голубое белье, внутренняя, холодный край, туника «Маргаритка» или «Крокус», туника с рубашкой – или без нее, – мантилья, царская или экзотическая, волнистая или рассветная, ореховая или восковая – во всем этом нет ни крупицы смысла».
И этот отрывок сообщает нам правду. Совершенно очевидно, что женщины не могут жить без новшеств в одежде. Мода конечно же менялась каждый год, но изменениям подвергались не покрой и форма столы, а ткани и их расцветка.
Аристотель писал о шелке еще в IV веке до н. э., но разведением шелковичных червей в Европе занялись только в VI веке н. э. Шелк ввозили из Китая, и он был крайне дорог – стоимость фунта шелка в III веке н. э. равнялась фунту золота. Однако широкому распространению шелковых тканей мешала не только их высокая стоимость, но и то, что шелк был очень тонок и прозрачен – такая ткань считалась неприличной и не подходящей для римлянок. Не зря Элагабал все время носил шелковые одежды, а его добродетельный преемник Александр Север облачался в них крайне редко.
Плотность шерстяной ткани значительно различалась по сезонам: зимнюю одежду шили из толстых тканей, а летнюю – из тонких.
Красота женских одежд зависела от их расцветки. «Пурпурные» с золотом одеяния считались верхом экстравагантности, о чем свидетельствуют прения в сенате по вопросу об отмене закона Оппия. Пурпурными называли самые разные цвета – от голубого и красного до багряного. Цветам давали причудливые названия: темно-розовый (цвет черной розы), строгий и блестящий алый, аметистовый и «цвет застывшей крови, черный на первый взгляд, но сверкающий, если его поднести к свету». Красители получали из моллюсков под названием пурпуровая улитка, или багрянка. Замечательные свойства их секрета впервые были обнаружены и пущены в коммерческий оборот жителями Тира в Восточном Средиземноморье. Плиний Старший со знанием дела описывает процесс получения красителей из этих улиток.
Римляне использовали также растительные и минеральные красители, которые позволяли получить богатую палитру красок: морской волны, шафрана, парфянского мирта, аметиста, бледной розы, фракийского журавля, желудя, миндаля, как сообщает нам Овидий. Простые расцветки рекомендовалось подбирать под цвет кожи: смуглым женщинам шел белый, а бледным – черный.
Были цвета, которых приличные женщины избегали. Зато они были популярны у проституток, им, кроме того, разрешалось обнажать ступни. Они носили сандалии, украшенные драгоценными камнями. Порядочные матроны не могли об этом и мечтать.
[B]Антонин Пий[/B] Современники Антонина Пия считали его справедливым правителем с добрым характером.
"Он был настолько справедлив и обладал таким добрым нравом, что ясно этим доказал: ни мир, ни продолжительный досуг не портят характер, и что города могут благоденствовать, если только их управление будет разумным… Двадцать три года он правил всем миром одним своим авторитетом, не ведя никаких войн; все цари, племена и народы так его уважали и любили, что считали его больше за отца и патрона, нежели за господина и императора, и все в один голос обращались к нему как к судье в своих спорах, считая его решения созвучными с волей богов… Мало того, узнав о правосудии такого правителя, к нему направляли послов инды, бактрийцы, гирканцы; ко всему этому он был красив собой, высок ростом и умеренно плотен", — писал римский историк и политический деятель IV в. Секст Аврелий Виктор в произведении "Извлечения о жизни и нравах римских императоров".
Тит Аврелий Фульв Бойоний Аррий Антонин Пий (лат. Titus Aurelius Fulvius Boionius Arrius Antoninus Pius) — римский император из славной династии Антонинов. Будущий правитель империи, третий из "пяти хороших императоров", родился 19 сентября 86 г. после Рождества Христова в имении своих родителей в Ланувии, на юго-востоке от Рима. Семья отца, консула 89 г. Тита Аврелия Фульвия, происходила из провинции Нарбонская Галлия (город Немаус).
Мать Антонина — Аррия Фадилла — также вела свою родословную из Галлии. Ее отец, Аррий Антонин, дважды был консулом Южной Галлии. Как видим, Антонин принадлежал к сливкам мира римских аристократов.
Молодые годы будущий император провел в городке Лория, неподалеку от Рима. После ранней смерти отца его воспитывали оба дедушки. Приблизительно в 25 лет Антонин женился на Аннии Галерие Фаустине-старшей. Фаустина была известна своей мудростью; она провела жизнь в заботе о бедных и инвалидах. От этого брака у него родилось четверо детей — два сына (Марк Аврелий Фульв Антонин и Марк Галерий Аврелий Антонин) и две дочери (Анния Галерия Фаустина-младшая и Аврелия Фадилла).
Трое детей умерли в очень молодом возрасте — между 135 и 138 гг. после Рождества Христова. Одна из дочерей — Фаустина-младшая в 146 г. вышла замуж за своего двоюродного брата, будущего преемника Антонина Пия на троне — Марка Аврелия.
Естественно, что Антонин как потомок знатных римских семей очень рано был принят на государственную службу. Постепенно, шаг за шагом, он поднимался по иерархической лестнице: военный трибун, военный квестор (т.е. надзиратель над распределением финансов непосредственно в армии), претор (заместитель консула). Наконец в 120 г., в 33-летнем возрасте, Антонин получает должность ординарного консула. Но вскоре он написал заявление об увольнении с этой должности и отправился в свой загородный дом в Ланувии…
Однако император Адриан был совсем иного мнения о будущей карьере аристократа. Так что спокойная жизнь закончилась очень скоро, и Антонин вошел в состав коллегии из четырех консуляров, руководивших судебными округами в провинциях метрополии — Италии. Роль консуляров на самом деле была огромна: они фактически замещали императора во время его постоянных и продолжительных путешествий. Антонин исполнял свои обязанности в таких богатых провинциях, как Этрурия и Умбрия. Загородные имения большинства представителей аристократических семей, а также самого Адриана размещались именно в этих провинциях.
Примерно с 133-го по 136-й г. Антонин прекрасно себя зарекомендовал уже на должности проконсула в Азии. Вскоре по возвращении в Рим его ввели в состав восстановленного Адрианом императорского совета. Антонин уже поднялся на невиданную высоту, но события января 138 г. коренным образом изменили его судьбу. Именно тогда неожиданно умирает Луций Элий Цезарь – приемный сын Адриана. Император немедленно объявил Сенату свое решение: усыновить именно Антонина. Но все же Адриан дал последнему время для раздумий. Больше месяца Антонин колебался и 25 февраля все же согласился на предложение императора. Одновременно он получил полномочия трибуна и наивысшую административную должность — imperium. Адриан, который постоянно болел и уже чувствовал дыхание смерти, поставил будущему императору единственное условие: тот должен усыновить Марка Аврелия и Луция Вера.
В честь названного сына Адриана чеканили монеты, на которых его именовали как Тита Элия Цезаря Антонина. 10 июля 138 г., после смерти названного отца, Антонин мирным способом принимает власть в империи, хотя последние месяцы он де-факто уже исполнял обязанности правителя Рима.
Начало правления новоиспеченного императора было отмечено сложными отношениями с Сенатом. Сначала сенаторы отказали ему в просьбе об обожествлении Адриана и официальном признании его деятельности (все помнили, что император постоянно посягал на права сенаторов, а некоторых даже казнил). После продолжительных и нескольких выступлений императора в Сенате парламентарии уступили, но не без важной уступки со стороны Антонина. Он был вынужден отменить институт консуляров — наивысших судебных чиновников в провинциях метрополии. Интересно, что Антонин сам много лет занимал должность консуляра.
Император буквально обезоруживал своих оппонентов в Сенате одновременно простодушием, острым умом и вниманием к нуждам наивысшего класса империи — аристократов. Наверное, эти его добродетели послужили причиной неожиданного шага сенаторов в следующем, 139-м, году. Они настояли, чтобы Антонин принял-таки титул Отца Отчизны (Pater Patriae). Одновременно он занял должность консула. Еще дважды — в 140 и 145 гг. — Антонина объявляли консулом.
Прозвище Пий, т.е. Благочестивый, Антонин получил за отсутствие явных пороков и неудержимое желание оставить добрую память о своем предшественнике на троне. Он пытался улаживать все конфликты (как военные на границах государства, так и в экономической сфере) исключительно мирным способом. Но это не всегда давало результат. Посему нельзя сказать, что его правление было абсолютно беспроблемным, как пишет Секст Аврелий Виктор. Ситуация во многих пограничных провинциях оставалась неспокойной.
Антонин Пий на протяжении правления практически на всех участках границы использовал оборонительную стратегию. Лишь в Британии он решил прославить свое имя новыми завоеваниями. После подавления восстания британского племени бригантов (140 г.) римляне в Британии существенно продвинулись на север и уже через год начали строительство защитной линии от нападения варваров (Стена, или же Вал Антонина). 63-километровая стена из торфа стояла на фундаменте из булыжников; каменные башни-форты с небольшими гарнизонами также были построены и играли важную роль во время набегов британских племен. Стена Антонина находилась на самом узком месте полуострова — между заливами Ферт-оф-Форт и Ферт-оф-Клайд. В 154 г. бригантам удалось частично сровнять с землей фортификационные сооружения, но римляне вскоре их восстановили и отселили местное население. Говоря современным языком, британские племена были депортированы в Германию (на берега Неккара), где им пришлось принудительно защищать границы от нападений варваров.
На южных и юго-западных границах империи также было неспокойно. Многие провинции в Северной Африке страдали от набегов мародеров. Нумидийцы и мавританцы постоянно держали в страхе местное население, а особенно переселенцев из римских провинций. Антонин Пий старался улаживать конфликты мирным способом, сам никогда не возглавлял легионы — в отличие, например, от императора Траяна — во время подавления восстаний и волнений на периферии огромного государства (в Мавритании, Египте, Сирии, Иудее). Почти весь период правления Антонина Пия (а именно с 138-го по 158-й годы) армию возглавлял опытный полководец — префект претория Марк Гавий Максим.
Самым главным способом решения конфликтных ситуаций император считал дипломатию; особенно это касалось отношений с неспокойным восточным соседом — могущественным Парфянским государством. В 158 г. римлянам снова пришлось усмирять восстание в Дакии. В Иудее Антонину Пию удалось уладить ситуацию лишь после существенного изменения законов Адриана, по которым иудеям категорически запрещалось делать мальчикам обрезание. Император позволил обрезание, но без предоставления этому процессу церемониального характера. Сознательно или нет, он усилил позиции христианства в этом регионе. Как и раньше, иудеям запрещалось даже входить в Иерусалим: для этого военные отряды римлян близ города существенно усилили. Вместе с тем император практически не преследовал христиан (количество адептов этого вероучения стремительно увеличивалось, прежде всего, на востоке империи), но все же и не отменил запрет на их организацию.
Интересно, что Антонин Пий, в отличие от своих ближайших предшественников, особое внимание уделял развитию метрополии — провинциям Италии. Хотя чеканка монет для провинций продолжалась, но приоритет Италии при его правлении был безусловным. Так, после смерти осенью 141 г. жены Фаустины-старшей (которую он страстно любил, хотя более поздние свидетельства ставят ее добропорядочность под большое сомнение) император развернул грандиозную программу материальной помощи девушкам-сиротам. Ее он назвал "Фаустинские девушки" (Puellae Faustinianae), в честь покойной. Также было отчеканено много монет с ее портретом, в частности уже и после смерти жены императора.
Из-за расходов на празднование 900-летия со дня основания Рима (148 г.), Антонин Пий снизил количество серебра в денарии с 89 до 83,5%, т.е. фактическая масса серебра с 2,88 грамма уменьшилась до 2,68 грамма. Императорская казна также страдала от массовых стихийных бедствий, разорявших едва ли не целые провинции в государстве. Антонин Пий даже выделял собственные средства для бесплатного распределения масла, зерна и вина во время голода, помогал восстанавливать пострадавший от пожара Рим, а также предоставлял помощь провинциям (хотя делал это более осторожно и дозировано, чем император Адриан). Известно, что после его смерти в 161 г. в римской казне хранилась огромная сумма — 675 миллионов серебряных денариев!
Строительная деятельность императора, по сравнению с его предшественниками, была не такой плодотворной. Он завершил возведение Мавзолея Адриана вблизи Тибра, построил храм в честь божественного Адриана на Марсовом поле и своей жены Фаустины (которая получила в 138 г. титул Августы) на Форуме. Кроме того, император реставрировал фундаментальный мост через Тибр в Риме, Грекостадиум и Колизей.
Среди мер императора в сфере социальной политики следует отметить акты, которые коренным образом изменили отношения между рабами и их хозяевами. По декрету Антонина Пия, убийство раба приравнивалось к убийству перегрина (свободного человека без гражданских прав). И в случае жестокого обращения хозяина раб мог искать приют, на самом деле — фактическое спасение, около любой статуи императора. Городская власть должна была рассмотреть этот факт и принять соответствующее решение. Очень часто — в пользу именно раба…
Если посмотреть на характерные особенности характера Антонина Пия, то он был полной противоположностью Адриана. Это касалось и межполовых отношений.
В отличие от Адриана, который постоянно путешествовал, лишь один раз, в 154 г., Антонин Пий был вынужден посетить Александрию в Египте и сирийскую Антиохию (из-за происходивших там восстаний). Также, по сообщению Иоанна Малалы, он побывал в Лаодикее, Кесарии и Гелиополе. По свидетельствам некоторых историков, в 157 г. Антонин Пий возвратился в Рим.
А так император постоянно находился на Итальянском полуострове, большей частью на своей вилле в Ланувии и Риме. Именно столица была в фокусе его внимания. В Риме проводились публичные спектакли, битвы гладиаторов и происходили грандиозные выплаты денег гражданам. Невиданная до сих пор централизация власти, усиление роли метрополии вызвали восторг у большинства аристократических семей, и этого курса Антонин Пий придерживался на протяжении всего правления. Роль Сената вроде и возросла, но очень часто в решении весомых государственных вопросов император использовал полномочия подконтрольного совета императора. Четыре префекта претория, сменившие друг друга во времена его правления, были к тому же еще и выдающимися юристами.
Умер Пий 7 марта 161 г. от лихорадки, длившейся всего несколько дней, на 74-м году жизни. Тогда на территориях империи свирепствовал мор — эпидемия чумы (известная как "чума Антонина" ;) . Именно от нее, наверное, и умер император. Кроме того, не исключают смерти от малярии, брюшного тифа или пневмонии. Перед самой кончиной он собрал двух префектов претория — Луция Фабия Викторина и Секста Корнелия Репентина — и в их присутствии назначил Марка Аврелия своим преемником. Но при этом ни разу не упомянул о Луции Вере. Антонин Пий приказал убрать золотую статую Фортуны из своей спальни и передать ее Марку Аврелию как будущему императору. Таким образом, не имея наследника мужского пола, он передал власть своему зятю.
Современники Антонина Пия считали его справедливым правителем с добрым характером. На протяжении всех почти 23 лет его правления, во время которого он с большой помпой отпраздновал девятисотый юбилейный год города Рима, император вел оборонительную политику, а также приобщился к экономическому развитию империи. Выдающийся британский историк Эдвард Гиббон писал об Антонине Пие: "Его управление отмечено такой редчайшей добродетелью, как наличие крайне ограниченного количества материалов для истории: ведь история на самом деле не намного шире реестра человеческих преступлений, безумий и несчастий". В свою очередь, преемник Антонина Пия на троне, гениальный философ-стоик Марк Аврелий в своей фундаментальной 12-томной работе "К самому себе" (на Западе больше известной как "Размышления" ;) , написанной на древнегреческом языке, отмечал: "Помните о его добродетели, чтобы, когда настанет ваш последний час, совесть ваша была такой чистой, как и у него".
Museo del Prado; Рим, Капитолийские музеи, Новый дворец; Музей Кьярамонти в Ватикане; Храм Юпитера в Баальбеке (Ливан); Рельеф с колонны Антонина Пия. Рим; Амфитеатр в Аммане (Иордания), построенный во времена правления Антонина Пия
